Весёлая семейка
— Вот я тебе покажу, какое у тебя право! — сказал Мишка и закрыл дверь.
— Что же теперь делать? — говорю я. — Может, снова перевернуть все яйца?
— Нет, лучше не надо, а то перевернём их опять на ту сторону, на которой они уже лежали. Пусть лучше одно неперевернутое лежит. В следующий раз надо внимательнее быть.
— А вы поставьте на яйцах отметки, вот и будет видно, какое яйцо перевёрнуто, какое нет, — предложил Костя.
— А какие отметки ставить? — спросил Мишка.
— Поставь просто крестики.
— Нет, я лучше номера напишу.
Мишка взял карандаш и написал на всех яйцах номера — от первого до двенадцатого.
— Теперь, когда будем переворачивать, все номера будут снизу, а в следующий раз номера опять будут сверху. Так и пойдёт без ошибок, — сказал Мишка и закрыл инкубатор.
Костя собрался уходить, домой. Мишка ему говорит:
— Только ты в школе никому не рассказывай, что у нас инкубатор.
— Почему?
— Ребята станут смеяться.
— Что ж тут смешного? Инкубатор — очень полезная вещь. Над чем тут смеяться?
— Знаешь, какие ребята: скажут — мы, как наседки, высиживаем цыплят. А вдруг ничего не выйдет? Тогда совсем засмеют.
— Почему же не выйдет?
— Мало ли что может случиться… Это ведь трудное дело. Может быть, мы что-нибудь не так делаем. Так что ты помолчи.
— Ладно, — ответил Костя. — Не беспокойтесь, я буду молчать как рыба.
Майка дежурная
— Ну как, все в порядке? — спросил я на следующее утро Мишку.
— В порядке. Только температура опять всю ночь понижалась.
— Ты опять, значит, всю ночь не спал?
— Нет. Теперь я стал хитрый! Я положил под подушку будильник, и он меня будил через каждые три часа.
— Почему же температура понижалась? Днём она повышалась, — говорю я.
— Я знаю, в чём дело, — говорит Мишка. — Ночью всегда прохладнее, и инкубатор охлаждается больше, а днём становится теплее, поэтому днём температура повышается, а ночью понижается.
— Как же нам быть? — спрашиваю я. — Мы ведь в школу уйдём. Кто будет следить за градусником?
— Может быть, попросить Майку? Мишка позвал Майку, и мы стали просить её, чтобы она подежурила у инкубатора, пока мы будем в школе.
— Вчера за дверь вытолкали, а сегодня сами просите! Вот не буду дежурить! — сказала Майка.
— Послушай, — говорю я, — ведь цыплята погибнут. И твой цыплёнок погибнет. Мы ведь не для себя просим, а для цыплят.
Тогда она согласилась. И я принялся объяснять ей, что нужно делать.
— Вот это градусник, — сказал я. — Ртуть должна стоять точно на тридцати девяти градусах. Вот видишь две цифры: три и девять. Запомнишь?
— Запомню.
Чтоб она не забыла, я взял красный карандаш и отметил на градуснике, где должна находиться ртуть.
— Смотри хорошенько, не напутай, — говорю я. — Как только ртуть поднимется хоть чуточку выше, ты сейчас же вытащи из-под лампы одну тетрадку, тогда лампа опустится и ртуть тоже опустится в градуснике. Понятно?
— Понятно.
После этого я научил её переворачивать яйца и велел, как только пробьёт одиннадцать часов, открыть инкубатор и перевернуть все яйца.
Майка все поняла. Я заставил её повторить задание. Она повторила все правильно, и мы с Мишкой отправились в школу.
— Ну как, инкубатор действует? — спросил Костя, как только мы пришли в класс.
— Тише! — зашипел на него Мишка и оглянулся по сторонам.
— Да я ведь шёпотом спрашиваю.
— «Шёпотом, шёпотом»! — проворчал Мишка. — Орёт на весь класс.
— Ну молчу, молчу… А может быть, можно рассказать ребятам, а?
— Я тебе расскажу! Тогда и не приходи к нам. Мы тебе по дружбе сказали, а ты…
— Ну молчу, молчу. Знаешь, что я придумал? Я скажу на уроке естествознания Марье Петровне, что вы устроили инкубатор. Марья Петровна похвалит вас.
— Попробуй только! Ведь сейчас же все ребята услышат.
— Ну молчу, молчу. Как рыба молчу!
Костя зажал рот рукой и отошёл. Видно было, что язык у него так и чешется и ему хочется рассказать кому-нибудь про наш инкубатор.
Начались уроки. Мишка все волновался. Ни минуты не мог посидеть спокойно.
— А вдруг Майка без нас там что-нибудь спутает?
— Что ж она может спутать?
— Ну, не уследит за градусником.
— Я ведь ей все хорошо объяснил.
— А вдруг ей надоест сидеть дома и она пойдёт гулять?
— Зачем же она пойдёт, раз обещала сидеть?
— А вдруг она вытащит из инкубатора свои чашки?
— Не вытащит.
— А вдруг лампочка перегорит? Что тогда делать? На уроке естествознания Марья Петровна услышала, что мы с Мишкой всё время разговариваем, и рассадила нас на разные парты. Мишка сидел мрачный как туча и поглядывал на меня с другого конца класса. А тут Костя приложил ко рту руку и громко прошептал:
— Слушай! Я сейчас скажу Марье Петровне про инкубатор.
Мишка заёрзал на своём месте и прошипел:
— Вот я тебе скажу, изменник! Но Костя уже поднял руку.
— Что ты хочешь сказать? — спросила Марья Петровна.
Мишка пригрозил Косте кулаком.
— Марья Петровна, а что такое инкубатор? — задал вопрос Костя.
Марья Петровна начала рассказывать про инкубатор. Она сказала, что люди уже давно научились выводить цыплят без наседок, нагревая до определённой температуры яйца. Ещё в древнем Египте и Китае, две тысячи лет назад, люди устраивали инкубаторы и выводили цыплят. Учёные, делая раскопки, находят в земле помещения, в которых древние египтяне устраивали свои инкубаторы. Конечно, тогда инкубаторы были небольшие и цыплят в них выводилось немного, но теперь у нас есть такие инкубаторы, в которые закладывают по несколько тысяч яиц.
— А у меня есть два знакомых мальчика, — сказал Костя. — Они сами сделали инкубатор. Как вы думаете, выведутся у них цыплята или нет?
— В самодельном инкубаторе получить цыплят можно, только это очень трудное дело, — сказала Марья Петровна. — В фабричных инкубаторах есть разные приспособления, которые регулируют температуру и влажность, а если инкубатор самодельный, то за всем надо внимательно следить. Если ребята старательные и дисциплинированные, то цыплята у них выведутся, а если такие, как наши Миша и Коля, то ничего не получится.
— Почему это у нас не получится? — не выдержал Миша.
— Потому что вы недисциплинированные: даже в классе не можете как следует посидеть, — сказала Марья Петровна и стала продолжать урок.
После уроков нас задержал Витя Смирнов и сказал, что сегодня наша очередь дежурить в живом уголке.
— Что ты, что ты! — замахал Мишка руками. — Какой там живой уголок! Нам некогда.
— Вам всегда некогда! Записались в кружок, а не ходите. Сейчас самое горячее время. Весна! Надо скворечники делать.
— Мы потом будем делать скворечни.
— Когда — потом? Скоро прилетят птицы.
— Не прилетят.
— Как так — не прилетят? Птицы не станут вас ждать.
— Ну немножечко-то подождать можно, — сказал Мишка.
И мы побежали домой.
Дома все оказалось в порядке. Лампочка не перегорела, температура была нормальная.
Майка исправно сидела у инкубатора. Мы похвалили её и отпустили гулять.
Все пропало
С тех пор у нас потекла настоящая трудовая жизнь. Днём и ночью нужно было следить за температурой и каждые три часа переворачивать яйца. Вода в консервной банке и деревянных чашечках быстро испарялась, так что часто приходилось подливать свежую воду. Дело как будто нетрудное, но всё время приходилось быть настороже. Как только зазеваешься, так сейчас же что-нибудь случится: или температура подскочит, или забудешь перевернуть яйца. Нельзя было ни на минуту забывать об инкубаторе.
Особенно трудно приходилось Мишке, потому что ему нужно было следить за инкубатором ночью. От этого он не высыпался и по целым дням ходил сонный, как осенняя муха. После обеда он часто засыпал па кушетке в кухне, и я всегда рисовал его, пока он спал.
Так прошло пять дней и пять ночей. На шестой день Мишка не выдержал и нечаянно заснул на уроке. За это ему досталось от Надежды Викторовны, и весь класс над ним смеялся.
Конечно, Мишке было обидно. Каждый любит посмеяться над кем-нибудь, но никто не любит, когда смеются над ним самим.
Всё было бы ничего, но как раз в этот день я принёс в школу свой альбом, чтобы показать ребятам, как я рисую. Ребята увидели рисунки и догадались, что у меня нарисован Мишка, который спал в самых разных позах: и лёжа, и сидя, и чуть ли не стоя.
— Да ты у нас прямо чемпион по спанью! — сказал Мишке Лёша Курочкин.
— Мировой рекордсмен! — похвалил Сеня Бобров. — Спит, как лошадь, двадцать четыре часа в сутки!
Альбом пошёл по рукам. Все рассматривали его и помирали со смеху.
— Ты зачем притащил сюда этот идиотский альбом? — напустился на меня Мишка.
— Откуда же я знал, что ребята станут смеяться? — говорю я.
— Не знал! Нарочно, должно быть, подстроил, чтоб надо мной весь класс потешался! Хорош друг! Знать тебя не хочу больше!
— Честное слово, я не нарочно! Если б я знал, что так выйдет, не рисовал бы тебя, — оправдывался я.
Но Мишка дулся на меня весь день. Вечером он сказал:
— Вот возьми инкубатор и подежурь ночью, тогда узнаешь, как рисовать на меня карикатуры.
— Ну что же, — говорю я, — ты уже пять ночей отдежурил, теперь я отдежурю пять ночей. Будем дежурить по очереди.
Мы перенесли инкубатор ко мне, и с тех пор начались мои мучения.
С вечера я клал под подушку будильник, и ночью он начинал мне в самое ухо трещать. Я вставал, как лунатик, шёл на кухню, проверял температуру, переворачивал яйца и возвращался обратно. Часто я не мог сразу заснуть и долго ворочался на постели, а как только начинал засыпать, будильник снова трещал, и я готов был разбить его вдребезги, чтоб он не мешал мне спать.
Каждое утро я просыпался измученный и насилу вставал с постели. Одевался, как будто во сне, и даже не понимал, что я делаю: штаны начинал надевать через голову, рубашку напяливал вместо штанов. Один раз я даже перепутал ботинки и надел на правую ногу левый ботинок, а на левую — правый и в таком виде явился в класс.
Ребята заметили это и стали смеяться. Пришлось мне переобуваться во время урока.
Но самое большое несчастье произошло на десятую ночь. То ли я забыл завести будильник, то ли не слышал, как он прозвонил. С вечера я лёг и проснулся утром, когда было уже совсем светло. Сначала я даже не понял, что случилось, потом вспомнил, что ни разу не вставал ночью, и как ошпаренный бросился к инкубатору. Градусник показывал тридцать семь градусов. На целых два градуса меньше, чем нужно! Я поскорее сунул под лампу пару тетрадей и тут же подумал:
«Зачем я это делаю? Все равно яйца остыли, и теперь, наверно, уже все пропало! Десять дней мы трудились без отдыха; в яйцах, должно быть, развились большие зародыши, а теперь вот я всё это погубил!»
От досады мне хотелось отколотить самого себя, и я стукнул себя кулаком по макушке.
Ртуть в градуснике медленно поднималась и постепенно дошла до тридцати девяти градусов. Я печально смотрел на градусник и размышлял про себя:
«Ну вот, температура нормальная, яйца снаружи такие же, как и прежде, а внутри в них уже, наверно, нет жизни, и никогда из них не выведутся цыплята!»
Потом я стал думать, что, может быть, ничего опасного не случилось. Может быть, зародыши ещё не успели погибнуть. Но как узнать об этом? Единственный способ узнать — это продолжать нагревать яйца, и, если на двадцать первый день из них не выведутся цыплята, значит, они погибли. А может быть, они и не погибли. Об этом я узнаю только через одиннадцать дней.
«Вот тебе и получилась весёлая семейка! — горевал я. — Вместо двенадцати цыплят, наверно, ни одного не будет!»
Тут пришёл Мишка. Он посмотрел на градусник и весело сказал:
— Красота! Температура нормальная. Дело чудесно идёт! Теперь моя очередь по ночам дежурить.
— Нет, лучше я сам буду дежурить, — говорю я. — Зачем тебе мучиться напрасно?
— Почему — напрасно?
— А вдруг цыплята не выведутся?
— Ну что ж, если не выведутся… Не должен же ты один мучиться: раз мы друзья, то все пополам.
Я не знал, что сказать Мишке. У меня не хватило смелости ему признаться, и я решил молчать, хотя это, конечно, свинство.
Сбор отряда
Костя ежедневно заходил к нам, а потом рассказывал ребятам, как идёт дело с высиживанием цыплят. Только он не говорил, что это мы с Мишкой устроили инкубатор. Он сочинил, что это какие-то другие ребята, из другой школы.
Однажды Витя Смирнов сказал:
— Ты бы познакомил меня с этими ребятами.
— А зачем тебе?
— Просто интересно посмотреть, что это за ребята такие. Вот нам бы таких в юннатский кружок! У нас сразу бы работа пошла. А то с такими ребятами, как Миша и Коля, ничего хорошего не выходит: дежурить не хотят, деревья нужно было сажать — не пошли, скворечен не делают…
— А они тоже деревьев не сажали, — сказал Костя и подмигнул нам с Мишкой.
— Ну, они — это другое дело: у них и без деревьев забот небось по горло.
Витя и не догадывался, что Костя рассказывал про нас с Мишкой.
А у нас на самом деле было по горло забот: из-за этого инкубатора мы совсем запустили уроки и получили по арифметике двойки.
Меня вызвал Александр Ефремович и за то, что я не сумел решить задачу, поставил двойку. Потом он вызвал Мишку и поставил ему двойку с плюсом. Конечно, мы урока не знали, но всё-таки было как-то обидно получить плохие отметки.
— Тебе ещё не так обидно, — говорил Мишка, — у тебя просто двойка, а у меня двойка с плюсом.
— По моему двойка с плюсом всё-таки лучше, чем просто двойка, — говорю я.
— Ничего ты не понимаешь! Ну скажи, если к двойке прибавить плюс, разве от этого она станет тройкой?
— Нет, она так и останется двойкой.
— Для чего же ставится плюс?
— Не знаю.
— А я знаю. Плюс ставят для того, чтобы ты не думал, что тебя напрасно обидели. Вот — даже плюсика для тебя не пожалели! На сколько ответил, столько и поставили.
— Что же тут обидного?
— Как «что обидного»? Обидно то, что тебя считают глупым. Умному человеку можно поставить просто двойку — он и так поймёт, что ничего не знает, а глупому нужно поставить двойку с плюсом, чтоб он не воображал, будто его обижают напрасно. То-то и обидно, что тебя считают глупым. А то ещё бывает двойка с минусом, — говорил Мишка. — Какой здесь смысл? Двойка означает, что ты ничего не знаешь. А разве можно знать меньше, чем ничего?
— Нельзя! — согласился я.
— Вот видишь! — обрадовался Мишка. — Двойка с минусом означает, что ты не только ничего не знаешь, но и не хочешь ничего знать. Если ты просто не выучил урока, тебе поставят двойку, а если ты известный лодырь, то тебе нужно закатить двойку с минусом, чтобы ты почувствовал. А то ещё бывает единица… — продолжал разглагольствовать он.
Но ему так и не удалось рассказать о единице, потому что Александр Ефремович рассадил нас на разные парты.
На последней перемене Женя Скворцов сказал:
— После уроков останьтесь, ребята! Будет сбор отряда.
— Мы не можем: нам некогда, — сказали мы с Мишкой.
— Нужно остаться, — сказал Женя, — будет о вас вопрос.
— Почему о нас? Для чего о нас вопрос ставить? Что мы такое сделали?
— На отряде поговорим, — сказал Женя.
— Ишь ты! — сказал Мишка. — Что это ещё такое: не успеешь получить двойку, как уж о тебе вопрос! Думает, он председатель отряда, так может обо всех вопросы ставить! Ничего, вот он получит когда-нибудь двойку, пусть и о себе ставит вопрос.
— Он не получит: он хорошо учится, — говорю я.
— А ты что его защищаешь?
— Да я не защищаю.
— Вот, придётся теперь оставаться! — говорит Мишка.
— Ничего, — говорю я. — Майка за инкубатором посмотрит.
После уроков мы остались на сбор отряда.
— Сегодня у нас вопрос об успеваемости и дисциплине, — сказал Женя Скворцов. — За последнее время некоторые ребята недисциплинированно ведут себя на уроках: вертятся, разговаривают, мешают другим. Особенно отличаются этим Миша и Коля. Их уже несколько раз рассаживали за это. Куда это годится? Это ведь безобразие! А сегодня совсем отличились: получили но двойке.
— И совсем не по двойке! У меня двойка с плюсом, — сказал Мишка.
— Невелика разница! — ответил Женя. — У вас и по другим предметам стали отметки хуже.
— У нас по другим нет двоек, только по русскому у меня тройка, — ответил Мишка.
— У него тройка с минусом, — подсказал Ваня Ложкин.
— А ты не лезь, когда не спрашивают! — сказал Мишка.
— Почему — не лезь? Я имею право высказываться: у нас сбор отряда.
— Так возьми слово и высказывайся.
— И возьму! Думаешь, не возьму!.. Ребята, я считаю, что у них плохая успеваемость потому, что они не учат дома уроков. Им что-то мешает учиться. Пусть они скажут, что им мешает.
— Ну, что вам мешает учиться? — спросил Женя Скворцов.
— Ничего нам не мешает, — ответил Мишка.
— Я знаю, что им мешает, — сказал Лёша Курочкин, — они разговаривают, и не слушают уроков, а дома тоже плохо готовятся. По-моему, их надо навсегда рассадить, чтоб они не разговаривали.
— За что нас рассаживать? — сказал Мишка. — Мы дружим… За то, что мы дружим, нас рассаживать?
— А что с вами делать, если вам дружба во вред? — сказал Сеня Бобров.
Тут Костя вступился за нас:
— Разве дружба может быть во вред? Дружба никогда не во вред.
Связанные изображения:
Понравилась сказка? Тогда поделитесь ею с друзьями:
Поставить книжку к себе на полку