Калле Блумквист и Расмус (Часть 3)

Внезапно сквозь шум ветра он услыхал громкие крики о помощи, доносившиеся из домика Евы Лотты. От ужаса Калле покрылся холодным потом. Не означало ли это, что инженер Петерс как раз в эту минуту заставляет других жестоко расплачиваться за то, что он, Калле, бежал? От этой мысли у него подкосились ноги. Ему необходимо было выяснить, что творится там, наверху.

Петляя и делая большие крюки, он вернулся назад той же дорогой, что и пришел. Приближаясь к домику, он все яснее различал голоса и, к своему удивлению, услышал, что на помощь звал Никке. Никке и Расмус.

Интересно, что делают Ева Лотта и Андерс с Никке? Отчего он так вопит? Любопытство гнало Калле узнать, в чем дело, хотя это было рискованно. Но, к счастью, лес тянулся до самого домика. Проявив некоторую изобретательность, можно было незаметно подкрасться к самому окошку Евы Лотты.

Калле, словно уж, полз под елями. Теперь он был так близко, что мог слышать, как в домике кричит и ругается Никке, и слышать чьи-то другие, довольные голоса. Никто, как видно, уже не лупил Никке, отчего же он так злится? И отчего он остался в домике, вместо того чтобы отправиться на поиски беглеца? А что это валяется на земле и блестит среди хвойных иголок под самым носом у Калле?

Это был ключ. Калле поднял его и стал внимательно разглядывать. Может, это ключ от домика Евы Лотты? Тогда как он попал сюда? Новый вопль Никке рассеял его сомнения.

— Инженер Петерс, на помощь! — кричал Никке. — Они заперли меня! Иди сюда и открой дверь!

Лицо Калле расплылось в широкой улыбке. Никке оказался взаперти вместе со своими пленниками — это очко в пользу Белой Розы! Довольный Калле сунул ключ в карман брюк.

Но в тот же миг он услыхал, как Петерс, Блум и Сванберг бегут сюда. И Калле окаменел от страха. Он понял, что через несколько минут за ним начнут охотиться. Теперь они будут искать его еще более рьяно, чем прежде. Ведь то, что Калле снова на свободе, было смертельной угрозой для Петерса, достаточно проницательного, чтобы понять: Калле изо всех сил постарается раздобыть помощь. Поэтому самым важным для Петерса было любой ценой помешать мальчику покинуть остров. Калле знал: Петерс ни перед чем не остановится. Мысль об этом заставила Калле побледнеть, несмотря на загар. Он лежал, пугливо прислушиваясь к топоту бегущих ног, который все приближался. Ему надо было срочно найти в течение нескольких драгоценных секунд убежище.

И тут он увидел это убежище, увидел под самым носом. Отличное убежище, где они наверняка не станут в первый момент его искать. Под каменным фундаментом домика было ровно столько места, чтобы мало-мальски удобно расположиться. Только с западной стороны фундамент был такой высокий, ведь домик стоял на откосе, спускавшемся вниз, к морю. Там поднималась высокая трава и целые заросли темно-розового иван-чая, который довольно надежно защитил бы Калле от посторонних взглядов, если бы кому-нибудь пришла в голову мысль поискать за домом. Быстро, словно ласка, забрался Калле как можно дальше под фундамент дома. «Если они станут искать меня здесь, они просто дураки, — подумал он. — Но если у них есть хоть капелька ума, они будут искать беглеца как можно дальше от места заточения, а не под фундаментом дома».

Калле улегся под фундаментом, а наверху разразилось настоящее землетрясение, ведь до Петерса дошла наконец ужасная истина: Никке заперт, а Калле удрал.

— Бегите, — дико завопил Петерс, — бегите и поймайте его! И без него не возвращайтесь, иначе я за себя не ручаюсь!

Блум и Сванберг побежали, а Калле услыхал, как Петерс, сквернословя, всадил в замочную скважину ключ, свой личный ключ, и открыл дверь домика, где содержались пленники. Затем над головой Калле, наверху, разразилось еще более страшное землетрясение. Бедняга Никке отчаянно защищался, но Петерс не знал пощады. Более ужасной выволочки Никке, верно, никогда еще не получал, и это продолжалось до тех пор, пока не вмешался Расмус.

— Какой же ты несправедливый, инженер Петерс, — сказал Расмус. Калле слышал его решительный тоненький голосок так отчетливо, как если бы находился в той же самой комнате. — Ты страшно несправедливый. Никке ведь не может отвечать за то, что я запер дверь, а ключ выбросил в лес.

Петерс ответил ему грозным рычанием. Потом закричал, обращаясь к Никке:

— Беги и отыщи мальчишку, а я пойду и попытаюсь найти ключ.

Лежа в своей норе, Калле вздрогнул. Если Петерс начнет искать ключ, он окажется в опасной близости от убежища под фундаментом, в слишком опасной близости, и все будет кончено.

В самом деле, что за собачья жизнь! Каждую минуту надо быть готовым защищаться от новых опасностей. Калле думал быстро, а действовал еще быстрее. Услыхав, что Никке и Петерс выходят из дому и запирают дверь, он в ту же минуту покинул свое убежище. С бешеной быстротой выполз он из-под фундамента и встал ближе к углу дома. А как только увидел бегущего Петерса, проворно метнулся вдоль противоположной стороны дома к мосткам, с которых секундой раньше сошел Петерс. В отдалении он увидел спину Никке, который уже почти скрылся в лесу. Сунув руку в карман, Калле извлек оттуда ключ. И, к нескрываемому удивлению Евы Лотты и Андерса, он вошел в дверь буквально через минуту после того, как ее захлопнули за собой Петерс и Никке.

— Молчи, — тихо приказала Ева Лотта Расмусу, который собирался что-то произнести по поводу неожиданного появления Калле.

— Я ведь ничего не сказал, — раздосадованно оправдывался Расмус, — но если Калле…

— Тс-с-с! — зашипел Андерс и предостерегающе указал на Петерса. Тот рылся под самым окном и был явно рассержен, что не мог найти ключ.

— Пой, Ева Лотта, — прошептал Калле. — Петерс не должен слышать, что я запираю дверь.

Ева Лотта встала у окна, чтобы заслонить собой Калле, и во все горло запела:

— Думаешь, все пропало,
Нет, такого не бывало…

Кажется, ее пение не принесло большой радости инженеру Петерсу.

— А ну заткнись! — раздраженно воскликнул он, продолжая искать.

Он тыкал палкой в траву под окном, раздвигая стебли иван-чая. Они слышали, как он тихонько ругается про себя. Потом, прекратив поиски, он исчез. Они слушали, затаив дыхание, и ждали. Уберется ли он восвояси или войдет к ним и увидит Калле? Сначала они только слушали и надеялись, а потом услыхали шаги Петерса на мостках. Он шел к ним, Боже, он шел к ним! Они смотрели друг на друга, измученные, бледные, и ни одна разумная мысль не приходила им в голову.

Калле обрел самообладание за минуту до того, как было бы уже слишком поздно. Стремглав юркнул он за ширму, скрывавшую умывальник. В тот же миг дверь распахнулась и в комнату ворвался Петерс.

Ева Лотта молча стояла, закрыв глаза. «Уберите его, — думала она, — уберите его, иначе я не выдержу… И если Расмус что-нибудь скажет, то…»

— Ну погодите, я задам вам трепку, — пообещал Петерс. — Когда вернусь, задам вам такую трепку, какая вам и не снилась. А не успокоитесь — получите еще. Поняли?

— Да, спасибо, — ответил Андерс.

Расмус хихикнул. Он ни слова не слышал из того, что сказал Петерс. Он был занят одним: за ширмой сидит Калле! Это все равно что играть в прятки. Ева Лотта с опаской следила за выражением его лица. «Молчи, Расмус, молчи!» — мысленно молила она. Но Расмус не услышал ее мольбы. Он зловеще хмыкнул.

— Чего ты ухмыляешься? — злобно взревел Петерс.

У Расмуса был веселый и таинственный вид.

— А тебе не отгадать, кто… — начал он.

— Здесь на острове полно черники! — душераздирающим голосом закричал Андерс.

Он охотнее сказал бы что-нибудь поумнее, но в этом безвыходном положении ничего больше не мог придумать. Петерс с отвращением посмотрел на него.

— Юмор висельника, — сказал он. — Зря стараешься.

— Ха-ха, инженер Петерс, — неутомимо продолжал Расмус, — а ты не знаешь, кто…

— Лучше черники ничего на свете нет! — воскликнул Андерс.

Петерс покачал головой.

— Не очень-то ты хитер, — заметил он. — Ну да это все равно. Я пошел. Хочу только предупредить: не выкидывайте новых фокусов.

Он пошел к дверям, но по дороге остановился.

— Кстати, — пробормотал он тихо. — Может, там, в туалетном шкафчике, у меня осталось несколько лезвий.

Туалетный шкафчик висел на стене рядом с умывальником. За ширмой.

— Лезвия! — пронзительно крикнула Ева Лотта. — Я их съела… Я хочу сказать, я выбросила их в окошко. И я плюнула на кисточку для бритья.

Петерс уставился на нее.

— Жаль мне ваших родителей, — лаконично бросил он и вышел.

И вот они остались одни. Они сидели на скамейке — все трое — и тихонько говорили о том, что произошло. Расмус сидел перед ними на полу и с интересом слушал.

— Слишком сильный ветер, — сказал Калле. — Мы абсолютно ничего не можем сделать, пока ветер не стихнет.

— Иногда дует по девять суток подряд, — словно подбадривая их, произнес Андерс.

— Что ты будешь делать, пока ждешь? — поинтересовалась Ева Лотта.

— Буду лежать под домом, как мокрица, — ответил Калле. — А после того, как Никке сделает последний обход, я приду к вам, поем и переночую в доме.

Андерс хихикнул:

— Вот здорово! Хорошо бы вот так провести Алых!

Они долго сидели в комнате, слушая крики в лесу, где Петерс, Никке, Блум и Сванберг искали Калле.

— Ищите, ищите, — зло проговорил Калле. — Все равно ничего, кроме черники, не найдете.

* * *

Наступил вечер, стало темно. Калле не в силах был дольше лежать под фундаментом. Ему необходимо было выползти и подвигаться, чтобы окончательно не затекли ноги и руки. А идти в дом было слишком рано. Никке еще не сделал вечернего обхода. Тихо и осторожно вышагивал Калле в темноте. Подумать только, как чудесно просто двигаться, просто шевелить руками и ногами!

В большой комнате у Петерса горел свет. Окно было открыто, и он слышал слабый гул голосов. О чем они там говорили? Калле почувствовал, как в нем пробуждается жажда приключений. Ведь если тихонько подкрасться и стать под тем окном, можно будет, пожалуй, узнать кое-что полезное.

Он тихонько подбирался все ближе и ближе. Один шаг в минуту. Боязливо прислушиваясь после каждого шага, он наконец очутился под самым окном и услышал ворчливый голос Никке:

— Я устал от всего этого. Я так устал, что не желаю больше участвовать в таком деле.

А потом сдержанный, ледяной голос Петерса:

— Вот как, ты не желаешь больше участвовать! Почему же, позволь спросить.

— Что-то здесь не так, — ответил Никке. — Прежде шли разговоры о деле , и можно было поступать как угодно, только было бы полезно для дела , как говорилось. А я, бедный и глупый матрос, верил в эту болтовню. Но теперь я в нее больше не верю. Потому что несправедливо так обращаться с детьми, пусть даже с пользой для дела .

— Берегись, Никке, — пригрозил Петерс. — Мне, верно, не надо напоминать тебе о том, что бывает с теми, кто пытается дезертировать?

На мгновение наступила тишина, но под конец Никке угрюмо буркнул:

— Ну что ж, знаю!

— Тогда ладно! — продолжал Петерс. — Но смотри не наделай новых глупостей. Ты нес такую околесицу, что я почти уверен: ты нарочно позволил мальчишке бежать.

— Эй, полегче на поворотах, шеф, — зло произнес Никке.

— О нет, таким глупым даже ты, верно, быть не можешь, — сказал Петерс. — Ты и то должен ведь понимать, что означает для нас его побег.

Никке не ответил.

— Никогда в жизни я так не боялся, — продолжал Петерс. — И если самолет задержится, то все лопнет, можешь не сомневаться.

«Самолет! — Калле навострил уши. — Что это за самолет, который должен прилететь?»

Размышления его внезапно были прерваны. Кто-то шел в темноте с карманным фонариком в руках. Он вышел из маленького домика под скалой, где находился профессор. «Должно быть, это Блум или Сванберг», — подумал Калле, плотно прижавшись к стене.

Но ему нечего было бояться. Человек с карманным фонариком направился к дому, где собрались киднэпперы, и мгновение спустя Калле услышал там его голос.

— Самолет прилетит рано, в семь часов утра, — произнес тот, кто пришел, и Калле узнал голос Блума.

— Это было бы слишком хорошо, — сказал Петерс. — Мне и в самом деле надо убираться отсюда. Только бы погода позволила самолету приземлиться.

— Ветер стих по-настоящему, — заметил Блум. — Они хотят до вылета получить новую сводку.

— Передай сводку, — распорядился Петерс. — Здесь над заливом ветер такой, что можно приземлиться. А ты, Никке, смотри, чтобы малыш был готов к семи часам утра!

«Малыш» — конечно же, это Расмус! Калле сжал кулаки. Так, теперь конец всему! Расмуса отправят отсюда, и, прежде чем Калле успеет позвать кого-нибудь на помощь, малыш будет уже далеко. Бедный, бедный Расмус, куда его отправят? И что они с ним сделают? Какая ужасающая подлость!

Никке словно угадал мысли Калле.

— Это подлость, вот что я скажу! — вспылил он. — Бедный малыш никому не причинил зла. И помогать вам я не собираюсь. Пусть шеф сам сажает его в самолет.

— Никке! — произнес Петерс зловеще-пугающим голосом. — Я предупреждал тебя, и теперь делаю это в последний раз. Смотри, чтоб малыш был готов к семи часам утра!

— Черт побери! — выругался Никке. — Ведь вам, шеф, известно не хуже меня, что бедный ребенок не выйдет живым из этой передряги, да и профессор тоже.

— О, этого я как раз не знаю, — весело ответил Петерс. — Если профессор будет вести себя разумно, то… А вообще, это к делу не относится!

— Черт побери! — снова повторил Никке. Калле почувствовал, что у него сжало горло.

Он совсем пал духом: все было безнадежно. Они пытались, они в самом деле пытались изо всех сил помочь Расмусу и профессору. Но это ни к чему не привело. Во всяком случае, злые люди одержали победу в игре. Бедный, бедный Расмус!

Калле в глубоком отчаянии, спотыкаясь, брел вперед в темноте. Надо попытаться установить контакт с профессором, надо подготовить его к тому, что завтра рано утром сюда прилетит самолет, который свалится с неба, как большая хищная птица, и вонзит свои когти в Расмуса. Самолет этот приводнится внизу в заливе, лишь только Блум сообщит, что ветер стих…

Внезапно Калле остановился. Каким образом Блум передаст сводку погоды? Каким образом он ее передаст? Калле присвистнул. Наверняка где-то на острове есть радиопередатчик — ведь им пользуются все шпионы и мошенники, которым нужна связь с заграницей.

Еще неясная мысль зародилась в мозгу у Калле. Радиопередатчик — это как раз то, что ему самому до зарезу нужно. Где находится этот передатчик? Нужно его найти… может… может, есть хоть маленькая надежда!

Этот маленький домик… ведь Блум вышел оттуда. Вот он, этот домик! Слабый свет струится из окошка. Калле дрожал от возбуждения, когда, подкравшись к окну, заглянул в комнату. Ни души! Но — чудо из чудес — радиопередатчик там, да, он там!

Калле потрогал ручку двери. Не заперта… спасибо, милый, славный Блум! Одним прыжком Калле очутился у передатчика и схватился за микрофон. Найдется ли хоть один человек на белом свете, который сможет услышать его? Найдется ли хоть кто-нибудь, до кого дойдет его отчаянный зов?

— На помощь, на помощь! — тихим дрожащим голосом молил он. — На помощь! Говорит Калле Блумквист! Если кто-нибудь слышит меня, позвоните дяде Бьёрку… то есть позвоните в полицию Лильчёпинга и скажите — пусть приедут на остров Кальвён   и спасут нас. Название острова — Кальвён, и находится он примерно в пяти милях от Лильчёпинга… Это очень срочно, потому что нас похитили киднэпперы. Спешите приехать сюда, иначе случится непоправимое, название острова — Кальвён и…

Интересно, нашелся ли хоть один человек на белом свете, кто услышал его слова? А если услышал, удивился ли тот человек, почему передатчик внезапно смолк?

Сам Калле удивился лишь тому, откуда взялся паровоз, наехавший на него, и отчего так больно его голове. Но он тут же погрузился в черную тьму, и ему больше не понадобилось удивляться. Теряя сознание, он успел все же услыхать ненавистный ему голос Петерса:

— Я убью тебя, щенок! Никке, иди сюда и отнеси его к остальным.

17

— Теперь нам надо подумать, — сказал Калле, осторожно ощупывая шишку на затылке. — Вернее, вы  должны подумать. Потому что, по-моему, мне отшибли мозги.

Ева Лотта снова принесла мокрое полотенце, которым обернула голову Калле.

— Вот так, — сказала она. — А теперь лежи спокойно и не двигайся.

Калле не возражал против того, чтобы полежать. После приключений последних четырех-пяти дней и ночей мягкая постель была бы блаженством. И до чего здорово, хотя и чуточку смешно, было лежать здесь, окруженным заботами Евы Лотты.

— Я думаю. Я вот сижу и думаю, — сказал Андерс, — есть ли на свете хоть один человек, которого бы я ненавидел больше, чем Петерса, но никого не могу припомнить. Даже этот преподаватель труда, который был у нас в прошлом году, если вдуматься, просто симпатяга по сравнению с Петерсом.

— Бедный Расмус, — сказала Ева Лотта.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

Понравилась сказка? Тогда поделитесь ею с друзьями:

FavoriteLoading Поставить книжку к себе на полку
Находится в разделе: Астрид Линдгрен

Читайте также сказки: