Мы на острове Сальткрока
Если живешь на Большом острове и очень любишь кровяную колбасу, то поневоле приходится ездить на Сальткроку. Туда приходится ездить чуть ли не каждый день, потому что там лавка. И если всякий раз с тобой крохотный коричневый щенок, то стоит лишь причалить к пристани, как тут же прибегает Пелле Мелькерсон поиграть с Юм Юмом. А когда Пелле Мелькерсон играет со щенком, он охотно отвечает на все вопросы, даже не замечая, что он на них отвечает.
Можно, например, спросить: «Куда ты нынче девал Малин?» И услышать ответ Пелле Мелькерсона: «Она сидит дома на крыльце и чистит салаку».
Или: «Она пошла к Сорочьему мысу купаться с Тедди и Фредди».
Или: «Наверно, она в лавке».
А раз узнаешь все, что тебе надо, то оставляешь своего щенка на попечение Пелле Мелькерсона и поспешно пускаешься в путь, и совершенно случайно встречаешься с Малин, и всякий раз чуть больше знакомишься с нею. И чуть больше влюбляешься в нее. Больше влюбляешься? Разве это возможно? Разве это чувство не поразило тебя как молния с самого первого взгляда, когда ты впервые увидел ее на пристани? Она или никто!
Однажды в июне, в среду, эту запомнившуюся на всю жизнь среду, Петер Мальм нашел Малин в сальткроковской лавке. Но он нашел не только ее, но и тюленя. В самом деле, на полу, играя с двумя маленькими девочками, ползал маленький тюлененок. Стало быть, Пелле Мелькерсон не хвастался, уверяя, что у них на Сальткроке есть ручной тюлень.
В лавке было полно народу, и Музес очень веселился. Он хватал за штанины всех, кто попадался ему на пути; особенно доставалось брючкам Чёрвен, и она, заливаясь смехом, отбрыкивалась изо всех сил.
— Отстань, Музес, а то мама скажет, что тебя нельзя выпускать на волю.
— Твой тюлень? — с улыбкой спросил Петер.
— А то чей же, — ответила Чёрвен.
— А ты не хотела бы его продать, а?
— Ни за что на свете, — сказала Чёрвен. — А на что тебе тюлень?
— Не мне, — возразил Петер, — а моему институту.
— Ституту, — повторила Чёрвен, — да, ничего себе словечки у принцев.
— Зоологическому институту, где я работаю, — пояснил принц. Но Чёрвен так и не поняла, что это значит.
— Работаю, — сказала она потом Стине, передразнивая Петера. — Врет так, что аж уши вянут. Принцы не работают. Хочет втереть Малин очки, будто он самый обыкновенный парень.
Петер погладил Музеса.
— Хорошо с ним играть, — сказал он.
И он стал играть с Музесом и играл до тех пор, пока не пришло время уходить из лавки. К этому времени Малин как раз закончила свои покупки.
— Я помогу тебе снести корзинку в Столярову усадьбу, даже если ты не угостишь меня чаем, — сказал он Малин.
— Так и быть, угощу тебя чаем, — согласилась Малин. — Я очень добрая. Только проводи меня домой. Очень уж корзинка тяжелая!
Но тут из лавки вышел Калле Вестерман и позвал Петера.
— Эй, господин хороший, — сказал он. — Можно тебя на пару слов? Услышав грубоватый, несколько вызывающий голос, Петер обернулся. Перед ним стоял коренастый, чуть диковатого вида человек.
— Что вам угодно? — удивленно спросил Петер. Вестерман потянул его в сторону, чтобы не слышала Малин.
— Да вот что, слыхал я в лавке, ты хотел купить этого тюленя, — вкрадчиво сказал Вестерман. — Ежели по правде, так тюлень этот мой. Я нашел его в шхерах. Сколько дашь за него?
Он подошел вплотную к Петеру и заискивающе уставился ему прямо в лицо. Петер отшатнулся. Сейчас его не интересовали никакие торговые сделки. Сейчас его интересовала только Малин, и он быстро сказал:
— М да, может, сотни две… но цену назначаю не я. И вообще сперва надо выяснить, кто в самом деле хозяин тюленя.
— Я же сказал — я! — крикнул ему вслед Вестерман. — Я, я!
То же самое он сказал и Чёрвен, когда та вместе со Стиной вскоре вышла из лавки, а следом за ними выполз Музес.
— Послушай ка, я хочу взять назад моего тюленя, — сказал Вестерман.
Чёрвен смотрела на него, не понимая.
— Твоего тюленя? Ты это о чем?
Чтобы скрыть свое смущение, Вестерман выразительно сплюнул.
— О том, что сказал. Поиграла с ним, и хватит. Тюлень мой, и я надумал его продать.
— Продать Музеса, да ты в своем уме? — закричала Чёрвен. Вестерман стал ей объяснять. Разве он не предупреждал ее, что тюлененок будет у нее, пока не вырастет и пока не будет от него какой нибудь прок?
— Давай проваливай! Врешь ты все! — закричала Чёрвен. — Ты сказал, что отдаешь его мне насовсем. Сказал. Разве нет?
Быть может, где то в глубине своей жадной, прижимистой души Вестерман и усовестился, но от этого стал еще настырней.
— Не хватает еще спрашивать у Чёрвен разрешения продать своего собственного тюленя, — сказал он. — Продать его нужно, и все тут.
Ведь ему до зарезу нужны деньги, а если Чёрвен не образумится, придется поговорить с ее отцом.
— Это я и без тебя сделаю, — кричала, горько плача, Чёрвен.
— Дурной ты, — сказала Стина, пнув маленькой худенькой ножкой в сторону Вестермана.
Уходя, Вестерман сказал:
— Вот погодите, я поговорю с Ниссе. Чёрвен задыхалась от злости.
— Ни за что на свете! — кричала она. — Ни за что на свете не видать тебе Музеса! — И она побежала, бросив на ходу: — Идем, Стина, надо найти Пелле.
Поговорить с папой и мамой сразу она не могла: в лавке было полно народу. А Чёрвен знала, что в беде можно довериться только Пелле. Надо немедленно ему сообщить, что им угрожает.
Услыхав ужасную новость, Пелле мрачно покачал головой.
— Никакие разговоры с папой не помогут, — сказал он. — Ты ведь не можешь доказать, что Вестерман отдал тебе Музеса насовсем. А раз так, что дядя Ниссе не будет знать, что делать.
В разговор вмешалась Стина.
— Тогда надо пойти и спросить Мэрту. Но Пелле снова покачал головой.
— Есть только один выход, — сказал он, — спрятать Музеса там, где Вестерману его ни за что не найти.
— Где же, например? — спросила Чёрвен. Пелле немножко подумал, и вдруг его осенило.
— В Мертвом заливе, — сказал он. Чёрвен восхищенно посмотрела на него.
— Пелле, знаешь что, — сказала она. — Лучше тебя никто не при думает.
Пелле был прав, ясно же, он был прав. Маму с папой нечего вмешивать в это дело. И если Вестерман придет к ним и спросит, где Музес, они с чистой совестью ответят:
— Мы не знаем, где он. Ищи его сам!
А найти его Вестерману будет трудно. Ох, как трудно!
В прежние времена, может, много сотен лет назад, поселок на Сальткроке находился не на своем нынешнем месте, а у залива на западном берегу острова… Теперь от прежнего поселка не осталось ничего, кроме лодочных сараев. Целая вереница древних почерневших от времени сараев окаймляла маленький залив, у причалов которого некогда пришвартовывались рыбачьи лодки и парусные шхуны, и где усердные рыбаки, прадеды нынешних сальткроковцев, на голых прибрежных скалах развешивали сушить сети. Теперь там не было ни лодок, ни шхун, если не считать одной старой брошенной шхуны, которая нашла в заливе свое последнее прибежище. «Мертвый залив» — так называли его дети. И залив в самом деле казался молчаливым и мертвым. Удивительная тишина стояла в этих местах, и сюда во время своих одиноких прогулок нередко заходил Пелле. Прислонившись спиной к нагретой солнцем стене сарая, он мог сидеть часами, глядя, как над мостками порхают стрекозы, и считать круги на воде, когда какой нибудь окунь, резвясь, рябил зеркальную поверхность.
Пелле приходил к Мертвому заливу мирно помечтать и побыть одному. Но были и такие люди, которые находили тамошнюю тишину зловещей, чуть ли не загробной. Там можно было вообразить, что в сумрачных углах покинутых сараев скрыты самые мрачные тайны. И редко забредал туда кто нибудь из людей. Никто не станет искать там Музеса. В лодочном сарае на берегу Мертвого залива он будет спрятан надежно.
У Чёрвен была небольшая тележка, куда она сажала Музеса, отправляясь с ним в дальний путь или же если у нее не хватало терпения ждать, пока он поспеет за ней. А сейчас путь предстоял дальний. Поэтому Музеса погрузили в тележку вместе с ящиком, в котором он спал. Туда же положили в запас салаки, которую Стине удалось выпросить у дедушки.
Четверка тайных заговорщиков, гонявших футбольный мяч за столяровой усадьбой, увидела эту процессию, и Тедди закричала Чёрвен:
— Вы куда собрались?
— Немного погулять, — объяснила Чёрвен. — Нет, Боцман, ты лучше оставайся дома, — сказала она прибежавшему псу, который пожелал ее сопровождать.
«Погулять» обычно означало долго ходить по лесам и полям, а от этого Боцман отказаться не мог.
Когда Чёрвен велела ему оставаться дома, он застыл на месте, точно вкопанный. Он долго стоял, глядя вслед Чёрвен, Пелле, Стине и Музесу в тележке. Потом, повернувшись, побрел назад и улегся на свое обычное место у крыльца, положив голову на лапы. Казалось, он спал.
Полузаросшая старая дорога петляла к Мертвому заливу. Примерно на полпути туда стоял дом Вестермана, и поскольку идти в обход с тележкой было трудно, им пришлось пройти мимо него с Музесом; не очень то приятно, но неизбежно.
— Если он нас увидит, пиши пропало, — сказала Чёрвен, когда они очутились у самой калитки Вестермана. — Он сразу отберет Музеса. Кора, миленькая, ты не можешь помолчать?
Последние слова относились к охотничьей собаке Вестермана, лаявшей у забора. Не хватало только, чтобы Вестерман вышел посмотреть, на кого лаяла Кора.
— Да, тогда пиши пропало! — повторила Стина.
Но Вестерман не показывался. Спиной к ним стояла его жена и развешивала белье на веревке. Но, к счастью, на затылке у нее глаз не было. Дети миновали и выгон Вестермана, где Стинин дедушка держал своих овец, и Стина крикнула Тутисена. Ягненок тут же прибежал, думая, что его зовут кормиться.
— Не а, я хотела только поздороваться с тобой и посмотреть, как ты живешь, — сказала Стина.
Музесу тоже жилось хорошо. Всю дорогу к Мертвому заливу он ехал такой довольный, думая, видимо, что его везут покататься. Но когда его неожиданно вместе с ящиком запихнули в какой то совершенно незнакомый сарай, он почуял что то неладное, а не в его нраве было безропотно мириться с этим. Его злобные крики тотчас жутко прозвучали в безлюдной глуши вокруг Мертвого залива.
— Музес, ты орешь так, что на весь остров слышно, — упрекнул тюлененка Пелле.
Сидя на корточках вокруг тюлененка в темном лодочном сарае, дети втроем ублажали его, внушая, что все это ему же на пользу.
— Это ненадолго, понимаешь, — сказала Чёрвен. — Все как нибудь уладится, и тогда ты снова вернешься домой.
Как все уладится, ума не приложить. Но Чёрвен знала: обычно всякие трудности рано или поздно улаживаются, и она надеялась, что и на этот раз все обойдется.
Набив рот салакой, Музес потихоньку успокоился в своем ящике.
— Лучшего сарая ты и не видел, — уговаривала тюлененка Чёрвен. — Здесь тебе будет неплохо.
— Хотя тут тошнехонько, — с дрожью в голосе добавила Стина. — Я почти уверена, что тут водятся привидения.
В лодочном сарае чуть брезжил какой то странный, тусклым свет, который смущал девочку. Но через щелки в рассохшихся стенах пробивались косые лучи солнца, и было слышно, как журчит вода.
— Я выйду на минутку, — сказала Стина, отворив тяжелую дверь, которая пронзительно заскрипела на своих заржавленных петлях.
И она куда то исчезла.
Если Стине в сарае было не по себе, то Пелле, наоборот, испытывал удовольствие и чувствовал себя как дома.
— Вот бы самому здесь пожить, — сказал он, окинув взглядом старый хлам, брошенный последним владельцем в сарае. Там валялись драные рыбачьи сети и прохудившийся садок для рыбы, почерневшие от времени, несколько чучел для охоты на птиц, ломы, черпаки, весла и деревянные корыта, заржавелый якорь и допотопные финские сани с деревянными полозьями, а в дальнем углу стояла старинная люлька, с вырезанным на стенке именем и датой. Пелле прочитал по складам надпись: «Малышка Анна». А даты он не разобрал.
— Верно, много лет прошло с тех пор, как малышка Анна лежала в этой люльке, — сказал он.
— А где сейчас малышка Анна, как ты думаешь? — спросила Стина.
Пелле задумался. Он долго стоял, уставившись на старую люльку, и думал о малышке Анне.
— Наверно, умерла, — тихо ответил он.
— Не а, не хочу… это очень грустно, — сказала Чёрвен. — Ох хо хо хо, — вздохнула она и запела: Мир — это остров слез и печали, Не успел свой век прожить, Тут и смерть пришла. Поминай, как звали!
Распахнув дверь, Пелле ринулся на солнце. Чёрвен поспешила за ним, торопливо попрощавшись с Музесом и торжественно пообещав каждый день навещать его и приносить салаку.
В лучах послеполуденного солнца безмолвно дремал Мертвый залив. Пелле глубоко вздохнул. А потом словно бес в него вселился. Испуская дикие вопли, он кинулся бежать. Он носился из сарая в сарай, от одной крытой пристани к другой, будто за ним гнались; он прыгал по прогнившим мосткам причалов и трухлявым бревнам, так что Чёрвен даже перепугалась. Но и она не отставала от него, скача сломя голову по шатким половицам в полусумраке крытых пристаней, где тускло поблескивала, плескаясь о сваи, черная вода. Пелле скакал словно одержимый, не произнося ни слова. Чёрвен тоже молчала, потому что ей было страшно, но она по прежнему не задумываясь следовала за ним.
Потом, совсем запыхавшись, они уселись на мостках, залитых солнцем, и Пелле спросил:
— А где Стина?
Тут они вспомнили, что уже давно ее не видели, и закричали хором:
— Стина!
Никакого ответа. Тогда они принялись ее искать; они искали и кричали, а эхо разносило их голоса над Мертвым заливом и медленно замирало вдали. И снова наступала жуткая тишина.
У Пелле побелел нос. Что случилось со Стиной?
А что, если она свалилась с какого нибудь причала?.. Или утонула? Малышка Стина и малышка Анна… Все ведь смертны, это он знал.
— И почему я не взяла с собой Боцмана?! — со слезами на глазах сказала Чёрвен.
Они стояли, терзаясь болью и страхом, как вдруг услыхали голос Стины:
— Угадайте, где я?
Им не пришлось долго гадать. Они увидели ее. Она сидела в «вороньем гнезде» на мачте старой шхуны. Как ей удалось забраться туда? Чёрвен страшно разозлилась и, со злостью вытирая слезы, закричала:
— Несчастный ребенок! Что ты там делаешь наверху?
— Никак не слезть, — жалобно пропищала Стина.
— Ты за этим, что ли, карабкалась наверх? — спросил Пелле.
— Нет, посмотреть вокруг, — ответила Стина.
— Ну, и смотри теперь, — разозлилась Чёрвен.
Что за ребенок! Лазает по мачтам и любуется морем. А они то думали, что она давно лежит на дне морском. Здорово, конечно, что она не утонула, но не мешает ее проучить.
— Ты что, не слыхала, как мы кричали? — сердито спросила Чёрвен.
Стине стало совестно. Ясное дело, она слыхала, но уж больно забавно было смотреть, как они ее искали и не могли найти. Стина просто напросто играла в прятки, хотя ни Пелле, ни Чёрвен об этом не знали. Но теперь она поняла: веселью настал конец!
— Мне никак не слезть! — закричала она. Чёрвен угрюмо кивнула.
— Да?! Ну, и сиди там. Когда принесем салаку Музесу, привяжем несколько рыбешек на удочку и протянем тебе.
Стина заплакала.
— Не надо мне вашей салаки, хочу вниз, а мне никак.
Над Стиной сжалился Пелле, хотя ему пришлось нелегко. Влезть на верхушку мачты оказалось для него пустяковым делом, но, взобравшись туда, он понял, что Стина не шутила: «Хочу вниз, а никак». Спуститься вниз было почти что сверх Пеллиных сил. Но, крепко обхватив Стину за талию и зажмурившись, он все же стал потихоньку спускаться вместе с ней, торжественно клянясь никогда не забираться выше кухонного стола.
Стоило Стине снова очутиться на причале, как она, по своему обыкновению, весело затараторила.
— Ну и вид оттуда сверху! — как ни в чем не бывало сказала она Чёрвен.
Вместо ответа Чёрвен смерила ее уничтожающим взглядом, а Пелле сказал:
— Пошли скорее домой, скоро шесть.
— Не е, не может быть, — возразила Стина. — Я обещала дедушке быть дома в четыре часа, а я еще не дома.
— Пеняй на себя! — сказала Чёрвен.
— Хотя вряд ли дедушка заметит: подумаешь, два часа больше или меньше, — в утешение себе сказала Стина.
Но она ошиблась. Сёдерман был как раз на овечьем выгоне. Он поил своих бяшек свежей водой из корытца и, увидев семенящую мелкими шажками Стину, спросил:
— Ну и ну! Ты что это делала целый день?
— Ничего особенного, — ответила Стина.
Сёдерман был совсем не строгий. Он только покачал головой.
— Сдается мне, у тебя хватило времени ничего не делать. Когда Чёрвен подошла к дому, она увидела у пристани своего отца и помчалась к нему со всех ног.
— Никак, моя Чёрвен пожаловала наконец то, — сказал Ниссе. — Что же ты делала целый день?
— Ничего особенного, — ответила Чёрвен, точь в точь как Стина. Точно такой же ответ получила и Малин от Пелле. Он вошел в кухню, когда вся семья уже сидела за обеденным столом.
— Не а, ничего особенного я не делал, — сказал Пелле. И он не кривил душой.
В семь лет часто подвергаешься опасностям. В таинственной и буйной стране детства часто ходишь на краю опасной пропасти и думаешь, что в этом нет «ничего особенного».
Увидев на столе жареную рыбу со шпинатом, Пелле нахмурился.
— Не хочется что то есть! — сказал он.
Но Юхан предостерегающе поднял указательный палец.
— Только не поешь! Мы тут все друг за дружку! Ведь обед готовил сам папа. А Малин сидела и болтала со своим новым шейхом.
— Битых три часа, — добавил Никлас.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Понравилась сказка? Тогда поделитесь ею с друзьями:
Поставить книжку к себе на полку