Аленький цветочек. Новая сказка
Жил-был купец, да было у него три сына. Все – красавцы писанные, а младший – так и вовсе секс-символ: волос кудрявый, голос бравый, борода густая, в плечах сажень косая, а ростом так вышел – хоть птиц с неба хватай. Только вот одна беда — не было у него торговой хватки, а без энтого добра купеческому сыну никак. Братья соображают: то ту, то там подторговывают, старший так и грязь с дороги продаст, средний – зимой снег сбудет. А младшего — простой крестьянин вокруг пальца обведет, до нитки оберёт. Бывало, поставит его отец в лавке торговать, глядь, а он уже по доброте своей да по дурости тому скидку сделал, тому в долг дал, а иному и бесплатно товар вручил. За такие дела бил его купец крепко, а братья Дурбéлом обзывали, кратко Бéлом. Так и прилепилось за ним имечко.
Вот собрался как-то купец за тридевять земель за товарами. Собрал сыновей и спрашивает:
— Сыночки мои любимые, каких вам гостинцев привезти?
— Привези мне, батя, — старший говорит, — такие весы, чтоб всегда в мою пользу показывали.
— Трудно будет такие достать, но штука, что говорить, полезная и быстро окупаемая. Привезу.
— А мне, — средний молвил, — зеркало добудь такое, чтоб глянул в него, а оно тебе уже всю прибыль от продаж подсчитало.
— Ой, не знаю, где найти это диво, может китайцы делают? Ну да технологии всегда торговлю двигали, так что придется доставать. А тебе что, Белушка привезти?
— А мне ничего не надо, — младшóй отвечает. – Разве что цвяточек аленькой.
Расхохотались братья, за животы хватаются, а отец – за сердце:
— Чаво?! Какой-такой тебе цвяточек?! Ты ж купеческий сын! А не какой-нибудь!.. Что ж ты, сыночек, цветочки-то так любишь? Обеспокоился я о твоей, так сказать, ориентации… Может тебе коня? Али меч точеный? А хошь, сапоги новые справлю? Как выйдешь в новых сапогах – так девки все и попадают…
— Ничего мне не нужно, только цвяточек аленькой!
— Жениться тебе нужно, сынок!
— А без цвяточка жениться не буду! Вот что хошь со мной делай!
А что тут сделаешь? Решил купец, что поймает младшего на слове, как привезет цветочек – сразу под венец. А уж жену-то он ему выберет!
Собрался купец и поехал, старшим сыновьям быстро нашел что просили, а вот Белушке – все никак. Ну перестали садоводы аленькие цветочки разводить, и все тут. А ведь не привезет это чудо флористики – пропадет сыночек без женской-то хозяйственной руки.
И вот оказался несчастный отец в дальней сторонке, куда еще никогда не хаживал. Люди тут странные, дома — дивные, а растения – так и вовсе чуднЫе. «Где ж еще этому цвяточку аленькому, будь он неладен, произрастать, как не здесь?!» — подумалось купцу. И принялся он разыскивать, у всякого спрашивать. Никто знать не знает. Каких только цветочков ему не предлагали: и голубую розу, и черный тюльпан, и цветик-семицветик, да все не то пальто. И вот уже отчаялся купец найти что-то путнее, хотел по приезду домой какую-нибудь ромашку в аленький перекрасить, но случилось с ним несчастье – заблудился в чужом краю. Куда конь занес, неведомо.
Забрел купец в богатый замок на отшибе. Внутри все золотом-серебром отделано, мебель – красное дерево, по полу ковры персидские, на стенах картины с голыми девицами, вокруг замка сад – конца-краю не видать. А хозяев нет, да и слуг не сыщешь, ни одного, даже самого плохонького. Ходил-бродил купец, звал-орал, глотку порвал, не дозвался, проголодался. Глядь – а перед ним стол с яствами разномастными.
Наелся купец-накушался, на диванах мягких повалялся, картинок диковинных, что на противоположной стенке мельтешили, насмотрелся. И решил, что в гостях хорошо, а дома – бизнес ждет. Пошел прямиком через сад, идет, а диковинные цветы в лицо лезут, по земле стелются. А в средине сада за кованым заборчиком – он самый – цвяточек аленькой! Так и манит…
Потянулся купец за цветочком, только дотронулся – тут громы загремели, молнии засверкали. И как из-под земли Чудище перед ним явилось.
— Ты! – рычит Чудище, слюной брызжет, — Проходимец неблагодарный! За счет заведения поел, поспал – и добро мое расхищать?! Не для тебя сей цветочек цвел! Сначала женись на мне, а потому уж цветочек срывай!
Онемел купец. И от страха, и… от неожиданности конечно. Часто ему слова такие говорили, особенно по молодости, но чтоб Чудище неведомое…
— Э-э-э… Ну… хм… — отвечает он, оклемавшись маленько – Как?..
— Как цветочки рвать – знаешь! А как жениться – в отступную?
— Так я ж еще не сорвал…
— Намерение – вот главное! Женись, кому говорю!
— Прости меня, Чудище, не могу я… Женат я. – Опыт-то у купца богатый был. Не впервой в чужих краях с претензиями женщины столкнулся. Да и какой торговец врать не обучен?
— Ну коль сам не можешь, сына пришли! А не то… не то… Снесу тебе голову к чертям собачим, за то что альпийскую горку вытоптал!
Дало Чудище купцу кольцо волшебное.
— На палец, — говорит, — надень, и отправит оно тебя домой, но как никто взамен тебя не вернется – помрешь страшной смертью! Это я тебе, как женщина, обещаю!
Надел купец колечко, летит через межпространственный портал, да думу тяжкую думает – кого ж из сыновей к Чудищу отправить. «Старшой – торгаш от Бога, ему бизнес отцовский передавать. Средний – торгаш от черта, без его хитрости станет дело. А вот младший по жизни не пристроенный. А тут случай такой подвернулся. А что, Чудище – женщина богатая, обеспеченная. А что страшная?.. Оно всякое в жизни бывает. Может уродилась такой, а может ела после шести. Потерпит Белушка Если красота требует жертв, то благосостояние – жертвищ!»
— Нашел я тебе, Белушка, невесту! – обрадовал купец сына. – Богатую. Из дальней стороны.
— А цвяточек аленькой? – братья, аки кони ржут. – Он же без цвяточка не женится. Не завянет, Белушка, твой цвяточек, пока до невесты-то доберешься? Не усохнет?
— Молчать, охламоны! Вот тебе, Белушка, колечко, — отец продолжает, — Надевай на палец – и дуй к невесте, пока не передумала. Там тебя и цветочек твой ждет. Прямо в саду! Хошь – рви, хошь – любуйся.
Белушка, подвоха не заметил, как кольцо на палец примерял, так его в портал и затянуло, только и унес из отеческого дому, что штаны да рубаху.
Стоит посреди чудного замка, ногой шаркает, стесняется. Вдруг перед ним стол появился, а на столе: поросята жареные, цыплята копченые, форель фарширована, вина заморские… и то, и это. Бел и названий-то таких не знает. Съедобное оно, али отравить хотят?
Тут на стене буквы проявились, русским языком написано: «Отведай, гость дорогой, угощения!» Откусил молодец кусочек каравая, оторвал ножку фазана, корочку поросенка попробовал – не помер. И давай все со стола сметать. А аппетит у Беля — слава Богу! Через час ничего, кроме косточек да посуды, не осталось.
Снова буквы на стене: «Устал, добрый молодец? Тогда добро пожаловать в палаты!» и стрелочки зеленые мигают.
Пошел Бел по стрелочкам в палату белокаменную, улегся на перину пуховую и уснул. А как пробило полночь, озарилась его комната бледным светом. Музыка такая тягучая да сладкая, аки мед, заиграла. Замерцали, задвигались на стенах срамные картинки. Проснулся Бел, одеяло до подбородка натянул, глаза вытаращил, и совестно, и интересно – не видал он таких бесстыдных чудес.
Тут двери палаты отворяются, и выходит к нему красна девица, коса до пояса, а окромя косы ничем не прикрытая. Прыг к нему в кровать и ластится, что твоя кошка. Обалдел Бел, аленький стал, словно цветочек.
— Как можно?! – говорит. – Не венчаны-то!
Вскочил с кровати – и стрекача. Как был в одних портках. На кухне под столом спрятался. Быстро красна девица его отыскала.
— Куда же ты от меня убегаешь, гость мой любезный? – медовым голосом говорит, сама изгибается.
Выскочил Бел из-под стола, в саду укрылся. Но и там его нашла.
— Отчего же ты прячешься? – спрашивает, срамными местами отсвечивает.
— Не так я воспитан! – Белушка отзывается и дальше бежит, что тот заяц от лисы.
Забежал по случайности на полянку, а на ней цветочек аленький цветет – в темноте так и сияет. Тут и девица.
— Сорви же… Сорви скорей мой цветочек…- ручки белые к нему протягивает, уста сахарные раскрывает.
Распустила косу, тряхнула волосами золотыми. Раскрыл Бел рот, глаз отвезти не может от такой красоты. Тут уж и скромность природная и воспитание розговое позабылись.
…А дальше, как в бреду, не помнит ничего… Ни как траву мял. Ни как цветочек рвал. Ни как потом с крыши замка орал: «О-хо-хо! Ты — мой цвяточек, никому тебя не отдам!».
Утром проснулся в кровати, рядом на подушке цветочек аленький, а красной девицы нет. Как не звал, как не искал – не появилась. Снова стол волшебный его накормил, напоил. Бел по замку побродил, по саду погулял… Грусть-тоска одному.
В следующую полночь снова картинки ожили, музыка заиграла и девица явилась. Ночь миловались-любились, а на утро ее и след простыл.
Так они и жили: ночью вместе – днем Бел один, как сыч.
Тем часом соскучился он по отцу и братьям. Никто подзатыльников не дает, никто не обзывает, никто работой не грузит, ну разве ж в такой ситуации грусть-печаль не возьмет? Стал он стенам на судьбину свою жаловаться. Бел давно смекнул, тут все дела через стенку решаются. Она ему и совет даст, и дорогу укажет всякими стрелочками да указателями, и приятного аппетита пожелает, не говоря уже о развлекательных передачах. Да здесь и поговорить больше, как со стеной, не с кем…
Ну стена, как всегда, откликнулась и родных ему показала.
Братья как раз в гостиной спорили, кто больше за день заработал. Увидали, что дом засветился, испугались, крестятся.
— Гляди! – кричит средний, — До чего волшебство дошло! Дурбела нашего по стенке показывают!
Прибежал купец. Долго диву дивились, потом угомонились. Сели напротив в рядок на лавке.
— Как тебе там живется, Белушка? – отец спрашивает.
Бел вздохнул тяжко:
— Утром встаю, ем. В баньку иду, омовения принимаю в клокочущем бассейне. Отобедаю. Вин заморские попью, сырами пропавшими закушу… На стенке пишут, что то – благородна плесень… — тоскливым голосом говорит Бель, ведь каждому понятно, что скука смертная тут у него, — Опосля фрукты там всякие, мармелады, шоколады, пирожные. Потом танцы по стенке смотрю, как девки краснощеки попами крутят. По саду гуляю, голубей гоняю, павлинов пинаю. А там и ужин созрел… Надоели эти блюда заморские… так картошечки хочется!..
Братья рты пораскрывали, слушают.
— А что это у тебя там, за спиной? – старший пальцем показывает. – Никак шкаф золоченый, не меньше тысячи серебром стоит!
— А это что? – средний щурится. – Никак картина знаменитая, маслом писана! За такую полтыщи золотом дают!
— А невеста твоя как? – осторожненько так купец интересуется, сам знает, что Чудище сыну родному сосватал.
— А невеста хороша, батя… Глазища огромные, что два озера, уста сахарные, волосы – чистое золото, кожа бархатна, а уж как в делах постел… Хм… В общем, что надо невеста. Да вот только…
— Что? – купец на лавке ерзает.
— Только… того… Позови на следующий раз попа. А то нехорошо как-то, что я того… не венчаный с невестою живу… Пущай грехи мне отпустит…
Удивился купец:
— А Чудище где?
— Какое-такое Чудище? Сроду чудищ не видал.
Тут братья в себя пришли, на отца накинулись:
— Как это понимать, родитель ты наш? Говорил, что младшóй в великую жертву себя принес, чтобы семейный капитал увеличить. Что он так с Чудищем под одним одеялом ночи коротает. Неизвестно, живой ли еще, или сожрали его. А он как сыр в масле катается! С жиру бесится – попа зовет. Почему это ты ему предпочтение отдал? Требуем, чтоб ты немедля нас к этому «чудищу», так сказать, отправил!
Тут же братья в дорогу засобирались, коней оседлали.
— Уж если Дурбел справился, то мы эту красну девицу в два счета уговорим. Выйдет за кого-то из нас. И будет у нас и состояние и жена-красавица.
Тем часом Бел переживал очень. Кусок в горло не лезет. А вдруг и правда, невестушка его кого-то из братьев ему предпочтет. Как пришла она к нему в следующую ночку, он до утра не спал, а к утру ухватил ее за косу и не дает уйти.
— Будь со мной и днем, говорит! Жених я тебе, или не жених!
Невеста плачет, просится, а он не пускает.
Как солнце взошло, стала она светиться, шерстью обросла, зубы показала, хвостом обзавелась.
— Понимаешь, Белушка, я же заколдованная. Ночью – красна девица. А при свете дня – Чудище ужасное.
Бел плечами пожимает:
— Да главное чтобы не наоборот. А то знаю я одного кузнеца, у него жена днем красавица, а ночью на лицо сметаны намажет, на глаза огурцы положит, он и в кровать с ней боится идти.
— И что, я тебе вовсе не противна? Отвращение не вызываю?
— Да какое отвращение? Облегчение одно! Вот приедут братья, глянут на тебя – и по домам! А была бы ты днем такой, как ночью – волнуйся тут на каждом шагу, ревнуй тебя постоянно к каждому столбу. Не-е, так оно лучше, как не крути.
Рассмеялась Чудище, обрадовалась.
— Чудной ты, Бел! – говорит.
А через пару месяцев братья к ним прибыли, а за ними отец подтянулся, попа привез – вдруг кого венчать понадобиться. Официально оформленные отношения – залог стабильного семейного благосостояния.
Вышли Бел с Чудищем их встречать. Чудище улыбается, клыками сверкает, хвостом машет. Братья тут перекрестились и в обморок попадали. Ни шкафов золоченых ни картин маслом, ни прочего имущества не захотели.
— Сам на такой женись… — говорят.
Поп быстренько Бела с невестой его обвенчал. Пока венчал, три раза крест ронял, пять раз – кадило. А потом со стола волшебного откушал, от вин заморских отпил, и страх позабыл.
Разъехались гости, и зажили Бел с женой счастливо душа в душу. Через какое-то время она и в Чудище превращаться перестала, может расколдовалась, а может фон гормональный нормализовался. Ведь когда муж рядом хороший, то и Чудищем становиться – нет никакой надобности.
© Владислав Скрипач
Понравилась сказка? Тогда поделитесь ею с друзьями:
Поставить книжку к себе на полку