Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью (Часть 2)
1
— Ты не в своем уме, — сказал Андерс. — Ты абсолютно не в своем уме! Опять размечтался? Валяешься тут!… Тот, кто был абсолютно не в своем уме, быстро вскочил с зеленой лужайки и оскорбленно уставился на парочку у забора. Светлая как лен челка свисала ему на лоб.
— Миленький, добренький, славный Калле, — сказала Ева Лотта. — У тебя будут пролежни, если ты не прекратишь изо дня в день валяться под грушей и глазеть в газеты, вытаращив глаза. Лето ведь длинное-предлинное!
— Я вовсе не валяюсь тут изо дня в день, да и не глазею, — сердито возразил Калле.
— Да, Ева Лотта, не преувеличивай, пожалуйста! — сказал Андерс. — Разве ты не помнишь воскресенье в начале июня? В тот день Калле ни разу не прилег под грушей и ни разу за весь день не был сыщиком! Воры и убийцы могли тогда бесчинствовать вовсю!
— Да, вспомнила, — подыграла ему Ева Лотта. — У воров и убийц в начале июня и в самом деле было счастливое воскресенье, настоящий праздничный день!
— Убирайтесь к дьяволу! — послал их Калле.
— Да, как раз туда мы и собирались, — сознался Андерс. — Но мы хотели и тебя взять с собой. Если только воры и убийцы смогут хоть часок, или около того, обойтись без твоего присмотра.
— Ой, что ты! Они никак не смогут! — радостно и бессердечно дразнила приятеля Ева Лотта. — Их надо пасти, как маленьких детей.
Калле вздохнул. Безнадежно, абсолютно безнадежно. Суперсыщик Блумквист! Вот он кто! И он требует уважения к своей профессии! Но где оно — это уважение? Ни от Андерса, ни от Евы Лотты он его не видит. А ведь прошлым летом он, абсолютно один, что легко доказать, выследил трех похитителей драгоценностей! Да, конечно, Андерс и Ева Лотта помогли ему, но все-таки это он, Калле, благодаря своей проницательности и умению наблюдать напал на след мошенников.
В тот раз Андерс и Ева Лотта поняли, что он в самом деле сыщик, знающий свое дело. А теперь дразнят его так, словно этого никогда и не было. Словно вообще на свете нет никаких преступников, за которыми нужен глаз да глаз. Словно Калле какой-то болван-мечтатель, голова которого набита глупыми бреднями.
— Прошлым летом вы не очень-то важничали и задирались, — сказал он, возмущенно сплюнув на лужайку. — Когда мы захватили воров, никто не жаловался на суперсыщика Блумквиста!
— Да и сейчас никто на тебя не жалуется, — возразил Андерс. — Но неужели ты не понимаешь, что такое случается раз в жизни! Этот город тихо стоит тут с четырнадцатого века, и до сих пор, насколько мне известно, здесь не нашлось ни одного преступника, кроме все тех же похитителей драгоценностей. С тех пор прошел год, а ты по-прежнему валяешься под грушей и решаешь разные криминальные загадки. Калле, миленький, прекрати это! Поверь мне: куча мошенников не может появиться так сразу.
— И всему есть свое время, ты это знаешь, — добавила Ева Лотта. — Когда-то надо охотиться на мошенников, а когда-то и делать отбивные из Алых.
— Отбивные из Алых — вот это да! — воскликнул с энтузиазмом Андерс. — Алые Розы снова объявили нам войну. Час тому назад явился Бенка и принес грамоту, в которой нам объявляют войну. Читай сам!
Вытащив из кармана большой плакат, он протянул его Калле. И Калле прочитал:
«ВОЙНА! ВОЙНА!
Спятившему предводителю преступного клана, именующего себя Белой Розой.
Тем самым ставится в известность, что во всем государстве Швеции не найдется ни одного крестьянина, у которого был бы поросенок хотя бы приблизительно такой же глупый, как предводитель Белой Розы. Свидетельством этого является следующее: встретив вчера высочайшего из Алых и всеми почитаемого их предводителя посреди большой площади, вышеуказанный подонок не соблаговолил уступить ему дорогу, а в своей неизмеримой дурости позволил себе толкнуть нашего благороднейшего и высокочтимого предводителя и разразиться мерзкими оскорблениями в его адрес. Этот позор может быть смыт только кровью.
Теперь снова начинается война между Алой и Белой Розами. И тысячи тысяч душ, пойдут на смерть во мраке ночи.
Сикстен, дворянин и предводитель Алой Розы».
— А теперь дадим им по кумполу! — сказал Андерс. — Идешь с нами?
Калле усмехнулся, он был доволен. От войны с Алыми, которая с недолгими промежутками бушевала уже много лет, добровольно не отказываются. Она вносила напряженный интерес и увлекательность в их летние каникулы, которые иначе могли бы показаться чуть однообразными. Кататься на велосипеде и плавать, поливать клубнику, исполнять разные поручения в отцовской бакалейной лавке, сидеть на берегу реки и удить рыбу, торчать в саду у Евы Лотты и гонять мяч — этим время не заполнишь! Ведь летние каникулы такие длинные!
Да, летние каникулы, к счастью, были длинными. И, по мнению Калле, это было самое лучшее изобретение на свете. Правда, невозможно даже представить, чтобы такое придумали взрослые! Фактически они позволяли тебе два с половиной месяца болтаться на солнышке, ничуть не беспокоясь ни о Тридцатилетней войне, ни о чем-либо другом в этом же роде. Ну просто нисколечки! Вместо зубрежки можно было посвятить себя войне Роз, что куда приятней!
— Еще бы не пойти! — ответил Калле. — Спрашиваешь!
Учитывая, что с преступниками в последнее время было туговато, великий сыщик Блумквист был даже рад ненадолго освободиться и посвятить себя более благородной войне, которую снова развязали Алые. Интересно поглядеть, какую кашу заварили они на этот раз.
— Отправлюсь-ка я в небольшую разведку, — сказал Андерс.
— Давай! — согласилась Ева Лотта. — Стартуем через полчаса. А я пока что наточу кинжалы.
В словах ее им послышалась внушительность и угроза. Андерс и Калле одобрительно кивнули. Ева Лотта — настоящая воительница, на которую можно положиться!
Кинжалы, которые предстояло наточить, были всего-навсего ножами для хлеба пекаря Лисандера, но все-таки! Ева Лотта обещала папе, прежде чем уйти, повертеть для него точильный камень. Стоять на жгучем июльском солнцепеке и вертеть тяжелый точильный камень — дело трудное. Но если представить себе, что ты делаешь эту адскую работу потому, что точишь необходимое оружие против Алых, то становится гораздо легче.
— Тысячи тысяч душ пойдут на смерть во мраке ночи, — бормотала про себя Ева Лотта, стоя у точильного камня; она так усердно вертела его, что пот выступил у нее на лбу, а светлые волосы завились колечками у висков.
— Что ты сказала? — спросил пекарь Лисандер, поднимая глаза от ножей.
— Ничего.
— Но ведь я что-то такое слышал, — произнес пекарь, пробуя пальцем острие ножа. — Ну ладно, тогда беги!
И Ева Лотта помчалась. Она быстро пролезла в дырку забора, отделявшего ее сад от сада Калле. Там в одном месте не хватало доски. Никто и вспомнить не мог, когда она была, и, несомненно, ее не будет до тех пор, пока Ева Лотта и Калле этого не захотят. Им очень нужен был этот обходной путь.
Случалось так, что бакалейщик Блумквист, человек аккуратный, время от времени говорил пекарю Лисандеру, когда они вместе сиживали в беседке пекаря по вечерам:
— Послушай-ка, братец, может, заделаем этот забор? По-моему, дыра эта придает забору какой-то неряшливый вид…
И всякий раз пекарь отвечал:
— О, подождем, пожалуй, пока ребята вырастут так, что застрянут в этой дыре.
Несмотря на то что Ева Лотта усердно поглощала булочки, она по-прежнему оставалась худой как щепка, и для нее не составляло ни малейшего труда пролезать через узкую дыру в заборе…
С дороги послышался свист: Андерс, предводитель Белой Розы, вернулся из разведки.
— Они сидят в своей штаб-квартире, — крикнул он. — Вперед! На битву! К победе!!!
* * *
Когда Ева Лотта убежала вертеть точильный камень, а Андерс ушел в разведку, Калле снова занял свое прежнее место под грушей. Прежде чем разразится война Роз, он решил использовать короткую передышку перед битвой для важной беседы.
Да, он вел беседу, хотя поблизости не было ни одной живой души.
Сыщик Блумквист разговаривал со своим воображаемым собеседником. Это был дорогой его сердцу спутник жизни, существовавший уже много лет. О, какой удивительный человек был этот собеседник! Он относился к выдающемуся детективу с глубоким уважением, которое тот, видимо, заслуживал и которое столь редко выказывали ему другие, а меньше всего Андерс и Ева Лотта. И как раз в ту минуту собеседник сидел у ног выдающегося сыщика, благоговейно внимая каждому его слову.
— Господин Бенгтссон и фрекен Лисандер проявляют достойную сожаления nonchalans к преступности в нашем обществе, — заявил господин Блумквист, серьезно глядя в глаза своему воображаемому собеседнику. — Временное затишье существует, очевидно, для того, чтобы заставить их утратить всю свою бдительность. Они не понимают, сколь обманчиво подобное спокойствие!
— Неужели? — спросил воображаемый собеседник, в голосе которого прозвучал неподдельный испуг.
— Да, подобное спокойствие обманчиво, — настойчиво повторил суперсыщик Блумквист. — Этот очаровательный мирный городок, это сверкающее летнее солнце, этот идиллический покой — бац! В любую минуту все может перемениться, а преступление в любую минуту бросить свою устрашающую тень на всех нас.
Воображаемый собеседник задохнулся от ужаса.
— Господин Блумквист, вы пугаете меня, — сказал он, бросая вокруг испуганные взгляды, словно для того, чтобы увидеть, не подстерегает ли их за углом какое-либо преступление.
— Предоставьте все это мне, — предложил ему сыщик. — Не беспокойтесь! Я — на страже.
Воображаемый собеседник был так растроган, так благодарен, что едва мог говорить; от волнения он даже начал заикаться. К тому же его бессвязные изъявления благодарности были внезапно прерваны боевым кличем Андерса, стоявшего у калитки:
— Вперед! На битву! К победе! — И суперсыщик Блумквист вскочил, словно его ужалила оса. Нельзя, чтобы его вновь обнаружили под грушей.
— Прощайте! — сказал он воображаемому собеседнику.
Калле чувствовал, что прощается с ним на довольно долгий срок. Война Роз не оставит ему много времени для того, чтобы он, полеживая на зеленой лужайке, рассуждал о преступности. Да это и хорошо. Откровенно говоря — пустое дело ловить преступников в этом городе. Подумать только! Целый год прошел с тех пор, как поймали грабителей!… Воистину, добро пожаловать, война Алой и Белой Розы!
Однако воображаемый собеседник долго и тревожно смотрел ему вслед.
— Прощайте, — снова повторил суперсыщик. — Я призван на военную службу. Но вы не беспокойтесь. Я не склонен думать, будто именно сейчас может случиться что-нибудь серьезное.
Не склонен думать! Не склонен думать! Вот бежит суперсыщик, которому следует охранять безопасность общества, вот он бежит, весело насвистывая, и его босые загорелые ноги усердно топчут садовую дорожку, когда он мчится к Андерсу и Еве Лотте.
Не склонен думать! На этот раз вы ошиблись, господин суперсыщик!
2
— В нашем городе всего две улицы — одна центральная, а другая задворки, — так объявлял, бывало, пекарь Лисандер всем, кто приезжал в их город из других мест. И пекарь был прав. Стургатан и Лильгатан — вот все, что там было, да еще площадь Стура Торьет . Остальную часть города составляли маленькие, вымощенные булыжником переулки и тупички, расположенные на холмах и ведущие вниз, к реке. Или вдруг неожиданно оканчивающиеся у какого-то старого обветшалого дома, который по праву своего почтенного возраста упрямо стоял, загораживая дорогу и сопротивляясь всяким попыткам современной перепланировки города. На окраинах можно было, вероятно, найти одну или две спланированные по-современному одноэтажные виллы, утопавшие в великолепных садах, но это было исключением. Большинство садов, как и у пекаря, изрядно заросло старыми шишковатыми яблонями и грунтами или же было покрыто отслужившими свой век лужайками, которые никогда не подстригались. Большинство домов тоже было того типа, что и у пекаря, — большие деревянные строения, которые архитектор прежних времен, одержимый безумной страстью к красоте, разукрасил совершенно неожиданными балкончиками, зубцами и башнями. Красивым этот город, строго говоря, не был, но отличался каким-то старинным домашним уютом и покоем. А возможно, в известном смысле и какой-то прелестью. Во всяком случае в такой вот теплый июльский день, когда розы, и левкои, и пионы цвели во всех садах, а пышные кроны лип на Лильгатан отражались в реке, которая медленно и задумчиво текла по своему руслу.
Когда Калле, и Андерс, и Ева Лотта бежали вдоль берега реки по дороге в штаб-квартиру Алых, они вовсе не задавались вопросом: красив их город или нет? Они знали лишь, что он замечательно хорош как поле военных действий Алых и Белых Роз. Там было столько закоулков, чтобы прятаться, заборов, чтобы перелезать через них, маленьких извилистых переулочков, чтобы отвязаться от преследователей, крыш, чтобы туда взбираться, а также дровяников и разных служб в усадьбах, чтобы забаррикадироваться изнутри. И до тех пор, пока город обладал такими исключительными преимуществами, ему вовсе не нужна была красота. Достаточно того, что солнце светит, а на булыжниках, которыми вымощены улицы, так тепло и приятно ступать босыми ногами. Ощущение было такое, словно в каждой клеточке вашего тела поселилось лето. Чуть гнилостный запах реки, который то тут, то там смешивался со случайными ароматами роз, доносившимися из какого-нибудь ближайшего сада, был приятен, и от него также веяло летом. А киоск на углу улицы, где продавалось мороженое, по мнению Калле, Андерса и Евы Лотты, очень украшал город. Большей красоты здесь и не требовалось.
Они купили себе по порции мороженого за двадцать пять эре каждая и снова двинулись в путь. Чуть дальше, у речного моста, медленно шел патрулировавший улицу полицейский Бьёрк. Пуговицы его мундира сверкали.
— Привет, дядя Бьёрк! — закричала Ева Лотта.
— И вам привет! — поздоровался полицейский. — Привет, суперсыщик! — добавил он, дружески потрепав Калле по затылку. — Нет ли сегодня каких-нибудь новых преступлений?
По лицу мальчика было видно, что он оскорблен. Ведь дядя-то Бьёрк прошлым летом был вместе с ними и пожинал плоды охоты Калле за преступниками. Так что ему-то уж, в самом деле, так шутить не пристало.
— Нет, сегодня никаких новых преступлений не было, — ответил вместо Калле Андерс. — Все воры и убийцы получили приказ прекратить свою деятельность до завтрашнего дня, потому что сегодня у Калле времени для них нет.
— Не-а, сегодня мы отрежем уши Алым, — сказала Ева Лотта, чарующе улыбаясь полицейскому Бьёрку.
Он ей очень нравился.
— Ева Лотта, иногда мне кажется, что тебе следовало бы стать чуточку более женственной, — заметил Бьёрк, огорченно глядя сверху вниз на тоненькую загорелую амазонку, которая, стоя у водостока, пыталась, играя, поймать на согнутый большой палец ноги пустую коробку из-под сигарет. Ей это удалось. Бах! Сильный удар ноги — и коробка из-под сигарет летит вниз, в реку.
— Женственной, о да, но только по понедельникам — непременно, — заверила его Ева Лотта и мило улыбнулась всем своим прелестным личиком. — Привет, дядя Бьёрк, а теперь нам пора отчаливать.
Бьёрк покачал головой и пошел дальше.
* * *
Мост через реку представлял собой большое искушение всякий раз, когда надо было переходить через него. Разумеется, его можно было пересечь в обычном порядке. Но там были перила, совсем узенькие перила. И если перебираться через мост, балансируя на этих перилах, то где-то в животе приятно замирает… Потому что ведь может статься , что плюхнешься вниз, прямо в реку. Само собой, это ни разу еще не случалось, несмотря на многочисленные длительные упражнения на перилах моста. Но кто его знает, никогда ни в чем нельзя быть уверенным. И хотя они очень спешили отрезать уши Алым — дело-то было абсолютно неотложное, — они все — и Калле, и Андерс, и Ева Лотта — сочли, что у них есть еще время для небольшого циркового номера… Разумеется, это было строго запрещено, но полицейский Бьёрк исчез и больше не видно было ни души.
Да нет, одна душа была. Именно в этот момент, когда они целеустремленно карабкались на перила и у них в животе появился леденящий холодок, на противоположной стороне моста показался, ковыляя, старик Грен. На старика Грена никто не обращал внимания. Остановившись перед ребятами, он вздохнул и сказал со своим обычным отсутствующим видом:
— Да, да, веселые забавы у деток! Веселые, невинные забавы у деток, да, да!
Старик постоянно повторял эти слова. Иногда дети передразнивали его. Но, разумеется, он никогда этого не слышал. Когда же Калле по ошибке попадал футбольным мячом прямо в витрину папы Блумквиста, или когда Андерс сваливался с велосипеда, угодив лицом прямо в куст крапивы, случалось, что Ева Лотта, вздыхая, говорила:
— Да, да, веселые забавы у деток, да, да! Они удачно добрались до передней части моста.
И на этот раз никто из них не свалился. Андерс оглянулся, не заметил ли кто-нибудь их фокусы. Но Лильгатан по-прежнему была пуста. Только где-то вдали шел старик Грен. Его ковыляющую походку нельзя было спутать ни с какой другой.
— Никто так странно не ходит, как Грен, — сказал Андерс.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Понравилась сказка? Тогда поделитесь ею с друзьями:
Поставить книжку к себе на полку