Калле Блумквист и Расмус (Часть 3)

Расмус взял Еву Лотту за руку. Все это так непохоже на то, что ему случалось переживать раньше, и поэтому он и радовался, и одновременно боялся. И потому хотел чувствовать чью-нибудь руку в своей. Но вдруг он понял, что все это ему нравится. Деревья так чудно шелестели, и лес, несмотря на темноту, нравился ему. Нравились Расмусу и маленькие добрые волны, которые издавали такой красивый плеск, когда бились о скалы; а больше всего ему нравились звезды. Они так ярко светились, и одна из них дружелюбно подмигнула ему. Запрокинув голову назад, он смотрел прямо на эту дружелюбную звездочку и, сжав руку Евы Лотты, мечтательно сказал:

— Подумать только, как должно быть красиво в самом небе, если так красиво на его изнанке.

Никто не ответил ему. Никто не произнес ни единого слова. Но в конце концов Ева Лотта наклонилась и обняла его.

— Ну, Расмус, пора спать, — произнесла она. — Ты будешь спать в шалаше, в лесу. Это здорово, не правда ли?

— Да-а,- уверенно ответил Расмус.

Он забрался в спальный мешок рядом с Евой Лоттой и лежал там, размышляя о том, как он близок к тому, чтобы стать Белой Розой. Спрятав носик в руку Евы Лотты, он вздохнул с чувством глубокого удовлетворения и почувствовал, что хочет спать. Он непременно расскажет папе, как прекрасно спать ночью в шалаше. В шалаше было темно, Калле погасил фонарик, но Ева Лотта находилась так близко от него, а дружелюбная звездочка по-прежнему мерцала на небе.

— Сколько свободного места было бы в этом спальном мешке, если бы ты здесь не толкался, — сказал Андерс, неодобрительно пиная Калле.

Калле ответил ему таким же пинком.

— Как жаль, что мы не догадались захватить для тебя двуспальную кровать, — съязвил он. — Во всяком случае, спокойной ночи!

Пять минут спустя они спали глубоко и беззаботно, ничуть не беспокоясь о завтрашнем дне.

15

Они уезжают отсюда. Через несколько мгновений они уедут отсюда и никогда больше не увидят этого острова. Прежде чем прыгнуть в лодку, Калле замешкался на секунду. Он окинул взглядом остров, который несколько беспокойных дней и ночей был их домом. Вот скала, с которой они ныряли, — она казалась такой привлекательной в лучах утреннего солнца, — а в расселине за скалой стоял их шалаш. Калле, ясное дело, не мог видеть его отсюда, но он знал, что шалаш там, что он пуст, осиротел и никогда больше не будет их домом.

— Ты прыгнешь в лодку или нет? — беспокоилась Ева Лотта. — Я хочу уехать отсюда, это единственное, чего я сейчас хочу.

Она сидела на корме рядом с Расмусом. И она больше всех жаждала уехать отсюда. Каждая минута была дорога — она это знала. Она отлично представляла себе, в каком диком отчаянии был после их побега Петерс, и знала, что он в конце концов приложит все силы, чтобы их схватить. Надо было торопиться — они все это знали. Знал это и Калле. Он больше не мешкал. Ловкий прыжок — и он в лодке, где Андерс уже сидел на веслах.

— Порядок, — сказал Калле. — Теперь мы готовы.

— Да, теперь все готово, — сказал Андерс и начал грести. Но тут же опустил весла и сделал сердитую гримасу. — Дело в том, что я забыл свой фонарик, — объяснил он. — Да, да, да, знаю, я растяпа. Но забрать его надо, это отнимет лишь несколько секунд.

Спрыгнув на берег у скалы, с которой они ныряли, он исчез.

Они ждали. Сначала довольно терпеливо. А немного погодя уже нетерпеливо. И только один Расмус сидел непоколебимо спокойный, играя пальцами в воде.

— Если он сейчас же не придет, я закричу, — пригрозила Ева Лотта.

— Он наверняка нашел птичье гнездо или что-нибудь в этом роде, — угрюмо сказал Калле. — Эй, Расмус, беги и скажи Андерсу, что лодка отходит.

Расмус послушно спрыгнул на берег. Они увидели, как он резвыми козьими шажками поднимается по скале и исчезает.

Они ждали. Ждали и ждали, не спуская глаз с вершины скалы, где должны были вынырнуть исчезнувшие Андерс и Расмус. Но никто не появлялся. Скала казалась пустынной, словно там никогда не ступала нога человека. По-утреннему бодрый окунь выпрыгнул вдруг из воды совсем рядом с лодкой, а вдоль побережья слабо шелестел тростник. Кругом было тихо. «Зловеще тихо», — подумали вдруг они.

— Что они там делают? — забеспокоился Калле. — По-моему, надо пойти и посмотреть.

— Тогда пойдем вместе, — заявила Ева Лотта. — Я не могу сидеть здесь и ждать. Я просто не выдержу.

Калле пришвартовал лодку, и они спрыгнули на берег. И побежали вверх по скале, следом за Андерсом. И следом за Расмусом.

Внизу, в расселине, стоял шалаш. Но не видно было ни души, не слышно было голосов. Только жуткая тишина…

— Если это обычная выдумка Андерса, — сказал Калле, залезая в шалаш, — я его убью…

Но больше Калле не сказал ни слова. Ева Лотта, которая шла сзади, в двух шагах от него, услышала лишь полусдавленный крик и в диком отчаянии закричала:

— Что случилось, Калле, что случилось?

В ту же секунду она почувствовала твердую руку на своем затылке и услыхала хорошо знакомый голос:

— Ну, накупалась, маленькая ведьма, а?

Там стоял Никке с багровым от злости лицом. А из шалаша вышли Блум и Сванберг. (Инженера Петерса с ними не было.) Они вели трех пленников, и у Евы Лотты на глаза выступили слезы, когда она их увидела. Теперь конец. Все пропало. Все было зря. С таким же успехом можно было зарыться в мох и сразу умереть. У нее сжалось сердце, когда она увидела Расмуса. Он был совершенно вне себя и делал отчаянные попытки освободиться от кляпа, которым ему заткнули рот, чтобы мальчик не кричал. Никке поспешил ему помочь, но это не вызвало ни капли благодарности у Расмуса. Как только изо рта у него вытащили кляп, он сердито плюнул в сторону Никке и закричал:

— Ты дурак, Никке! Фу, балаболка! Какой же ты все-таки дурак!

Это было отступление, полное горечи. «Закованные в цепи беглые в джунглях на обратном пути к Дьявольскому озеру должны были чувствовать себя примерно так же», — думал Калле, сжимая на ходу кулаки. Право, это был настоящий караван беглых рабов. Они были связаны одной веревкой — он, Андерс и Ева Лотта. Рядом с ними шел Блум, самый отвратительный из всех надсмотрщиков на свете, а замыкал шествие Никке. Он нес Расмуса, который не переставая повторял, что Никке ужасный дурак. Сванберг в весельной шлюпке со всем их снаряжением плыл к лагерю киднэпперов.

Никке был явно в жутком настроении. Ведь он должен был бы радоваться тому, что возвращается к Петерсу со своей драгоценной добычей. Но если он и радовался, то тщательно это скрывал. Идя следом за пленниками, он все время бранился.

— Безмозглые детеныши! Какого черта вы взяли лодку? Неужели вы думали, что мы этого не заметим, а? И если уж вы взяли лодку, так зачем тогда остались на острове, идиоты вы этакие?

«Да, почему  мы это сделали? — горестно думал Калле. — Почему не переплыли на большую землю еще вчера вечером, даже если Расмус устал, шел дождь и было темно? Почему не убрались с острова, пока еще было время? Да, Никке прав: мы круглые идиоты! Но странно, однако, что именно он упрекает нас за это».

Никке и вправду, казалось, не очень радовался тому, что детей схватили.

— Я теперь не думаю, что киднэпперы добрые, — сказал Расмус.

Никке не ответил, он лишь злобно уставился на него и продолжал браниться:

— И зачем вы взяли эти бумаги, а? Вы, два дурака с овечьими мозгами, на что вам эти бумаги?

«Два дурака с овечьими мозгами» не ответили ни слова. Молчали они и позднее, когда то же самое спросил у них инженер Петерс.

Они сидели каждый на своем диване в домике Евы Лотты, удрученные так, что даже не в силах были бояться Петерса, хотя он делал все, чтобы их запугать.

— Это дела, в которых вы ничего не смыслите, — сказал он, — и нечего было встревать. Всем вам будет худо, если вы не скажете, что сделали с бумагами профессора вчера вечером. — Уставившись на них своими черными глазами, он зарычал: — Ну! Выкладывайте! Что вы сделали с бумагами?

Они не отвечали. Казалось, это был верный способ привести Петерса в ярость, так как он внезапно набросился на Андерса, словно собираясь убить его.

— Где бумаги? — кричал он. — Отвечай, не то я тебе шею сверну!

Тут в разговор вмешался Расмус.

— Ну и дурак же ты, — сказал он. — Андерс вообще не знает, где бумаги, про это знает только Калле. «Пусть лучше только один человек знает об этом», — говорит Калле.

Петерс отпустил Андерса и взглянул на Расмуса.

— Вот как! — произнес он и повернулся к Калле. — Насколько я понимаю, ты, верно, и есть Калле. А теперь послушай, мой дорогой Калле! Даю тебе час на размышление! Один час, и ни секунды больше. А потом с тобой случится большая неприятность, какой еще не случалось с тобой за всю твою жизнь, понятно тебе?

Калле пытался сохранить такую же независимую позу, какую знаменитый сыщик Блумквист всегда принимал в подобных ситуациях.

— Не пытайтесь меня запугать, этот номер не пройдет. — И тихо добавил самому себе: — Я и так уж напуган дальше некуда!

Петерс зажег сигарету, его пальцы дрожали. И прежде чем продолжить свою речь, он испытующе посмотрел на Калле:

— Интересно, хорошо ли ты соображаешь! И можно ли с тобой говорить серьезно! Если да, то, пожалуйста, призови на помощь всю свою смекалку. Тогда ты, быть может, поймешь, о чем идет речь. Дела обстоят так. По известным причинам, которые я не собираюсь тебе объяснять, я попал в скверную историю. Теперь я не в ладах с законом и, если только останусь в Швеции, меня ожидает пожизненное заключение. Поэтому я не собираюсь оставаться здесь ни на минуту дольше, чем требует необходимость. Я должен отправиться за границу, а бумаги эти захватить с собой. Ясно? Ты, верно, не глуп и поймешь, что я на все пойду, только бы заставить тебя сказать, где они.

Калле кивнул. Он очень хорошо понимал, что Петерс ни перед чем не остановится. И еще он понимал, что он сам, возможно, будет вынужден сдаться и выдать тайну. Ну как он, мальчишка, сможет противостоять такому противнику, как Петерс?

Но ему дали час на размышление, и он хотел им воспользоваться. Он и не думал сдаваться, пока не взвесит все шансы.

— Я подумаю, — коротко ответил он, и Петерс кивнул головой.

— Хорошо, — сказал он. — Час на размышление. И призови на помощь весь свой разум, если он у тебя есть!

Он вышел, и Никке, который все это время с угрюмым видом слушал разговор Петерса с мальчиком, проводил шефа до двери. Но когда Петерс вышел, Никке вернулся назад и подошел к Калле. Он больше не казался таким озлобленным, каким был все это утро. Почти умоляюще посмотрев на Калле, он тихим голосом произнес:

— Ты ведь можешь сказать шефу, где эти бумаги, а? Чтобы положить конец всем бедам. Сделай это, а? Ради Расмуса, а?

Калле промолчал, и Никке ушел. В дверях он обернулся и печально посмотрел на Расмуса.

— Я вырежу тебе еще одну лодочку из коры, — пообещал он. — Она будет гораздо больше…

— Не надо мне никакой лодочки, — безжалостно отрезал Расмус. — Теперь я вижу, что киднэпперы совсем не добрые.

И вот дети остались одни. Они слышали, как Никке повернул снаружи ключ в дверях. А потом они больше ничего не слышали, кроме шума ветра, раскачивающего макушки деревьев в лесу.

Они молчали довольно долго.

— Здорово дует, — заметил наконец Андерс.

— Да, — сказала Ева Лотта. — Пусть бы штормило так, чтобы Сванберг перевернулся вместе с лодкой, — с надеждой добавила она.

И, взглянув на Калле, напомнила:

— Всего один час. Через час он снова придет сюда. Что будем делать, Калле?

— Тебе придется сказать ему, куда ты спрятал бумаги, — предположил Андерс. — Иначе он тебя убьет.

Калле почесал голову.

«Призови на помощь весь свой разум…» — сказал этот Петерс. И Калле твердо решил это сделать. Наверно, если хорошенько призвать на помощь разум… можно придумать, как выпутаться из беды.

— Если бы мне удалось бежать, — задумчиво сказал он. — Хорошо бы, мне удалось бежать…

— Да, если бы тебе удалось достать луну с неба, было бы тоже хорошо, — заметил Андерс.

Калле не ответил. Он размышлял.

— Послушай-ка! — наконец воскликнул он. — В это время Никке, по-моему, должен принести нам завтрак?

— Да, — ответила Ева Лотта, — наверно. По крайней мере, в это время нас обычно кормили. Хотя, может быть, Петерс собирается уморить нас голодом.

— Только не Расмуса, — возразил Андерс. — Никке не допустит, чтобы Расмуса уморили голодом.

— А что, если нам всем сразу наброситься на Никке? — спросил Калле. — Когда он явится с едой? Сможете вы повиснуть на нем, пока я не смоюсь?

Ева Лотта просияла.

— Идет! — согласилась она. — О, я дам Никке по кумполу, я давно мечтаю об этом.

— Я тоже раскрою Никке черепушку, — восхищенно заявил Расмус. Но, вспомнив лук со стрелами и лодочки из коры, добавил: — Хотя очень сильно бить его я не стану. Ведь он все-таки добрый, этот Никке.

Никто его не слушал. Никке мог явиться с минуты на минуту, и нужно было подготовиться к его приходу.

— А что ты собираешься делать потом, Калле? — возбужденно спросила Ева Лотта. — Ну, когда убежишь?

— Вплавь доберусь до материка и приведу сюда полицию, а профессор может говорить что угодно. Нам нужна помощь полиции, и нам следовало бы давным-давно к ней обратиться.

Ева Лотта вздрогнула.

— Да, конечно, — сказала она. — Хотя кто знает, что успеет натворить Петерс, прежде чем подоспеет полиция.

— Тс-с-с! — предостерег Андерс. — Никке идет.

Бесшумно кинулись они к двери и встали по обе ее стороны. Они слышали, как Никке подходит все ближе и ближе, услыхали, как дребезжит жестяной поднос в его руках. Они слышали, как ключ поворачивается в замке, и все их нервы и мускулы напряглись… Сейчас… Сейчас, уже совсем скоро.

— А я принес тебе яичницу, малыш Расмус! — воскликнул, отпирая дверь, Никке. — Ты ведь любишь ее…

Он так и не узнал, любит ли Расмус яичницу. Потому что в ту самую секунду они набросились на него. Жестяной поднос с грохотом полетел на пол, а яичница брызнула в разные стороны. Они крепко повисли у него на руках и на ногах и опрокинули его; они переползали через него, усаживались на него верхом, дергали за волосы и били головой об пол. Никке рычал, словно раненый лев, а Расмус, радостно покрикивая, прыгал вокруг. Ведь это была почти что война Роз, и он считал своим долгом поддерживать сражающихся. Правда, он на миг заколебался, ведь Никке, что ни говори, был его другом. Но, подумав хорошенько, Расмус подошел к Никке сзади и изо всех сил пнул его.

Андерс и Ева Лотта дрались как никогда. Калле с быстротою молнии выскочил за дверь. Все длилось несколько секунд. Никке обладал исполинской силой и, оправившись от удивления, высвободился с помощью нескольких ударов своих сильных рук. Злой и растерянный, поднялся он с пола и тотчас обнаружил, что Калле исчез. Бешено рванувшись к двери, он попытался ее отворить. Но дверь была заперта. Мгновение он стоял, тупо глядя прямо перед собой. Затем кинулся изо всех сил на дверные доски, но они были крепкие и не поддались ни на миллиметр.

— Кто, черт побери, запер дверь?! — в ярости воскликнул он.

Расмус, веселый и оживленный, по-прежнему прыгал по комнате.

— Это сделал я! — закричал он. — Это сделал я! Калле убежал, а я после этого запер дверь.

Никке крепко взял его за руку.

— Куда ты девал ключ, жулик ты маленький?

— Ай, больно! — пискнул Расмус. — Отпусти меня, глупый Никке!

Никке еще раз встряхнул его:

— Я спрашиваю тебя: куда ты девал ключ?

— Ключ я выбросил в окошко, — ответил Расмус. — Съел?

— Браво, Расмус! — крикнул Андерс.

Довольная Ева Лотта громко засмеялась.

— Теперь ты видишь, каково это, когда тебя запирают, милый Никке, — сказала она.

— Вот уж весело будет послушать, что скажет Петерс, — заявил Андерс.

Никке тяжело опустился на ближайший диван. Он пытался собраться с мыслями. Потом вдруг неожиданно разразился смехом.

— И в самом деле будет весело послушать, что скажет шеф, — согласился он. — В самом деле. — И так же внезапно он снова посерьезнел: — Дело-то плохо. Мне нужно схватить мальчишку, пока он не натворил бед!

— Ты имеешь в виду, пока он не привел полицию, — подчеркнула Ева Лотта. — В таком случае придется тебе поторопиться, милый Никке.

16

Дул свежий западный ветер, крепчавший с каждой минутой. С глухим шумом проносился он над верхушками елей и гнал шипящие белопенные волны в заливе, отделявшем остров от материка. Задыхаясь после бурной драки и неистового бега вниз к озеру, Калле остановился на берегу, у самой воды, в отчаянии глядя на пенящиеся волны. Ни один человек не мог бы переплыть залив, не рискуя жизнью. Даже на маленькой шлюпке это было бы отчаянное путешествие. А кроме того, у Калле не было и шлюпки. При свете дня он не осмеливался приблизиться к причалу, да и вообще теперь, вероятно, все лодки были заперты.

Впервые Калле почувствовал себя бессильным. Он уже начал уставать от препятствий, встававших на их пути. Оставалось только ждать, пока утихнет ветер, а шторм мог продолжаться несколько дней. Где найти пристанище и еду на это время? Находиться в шалаше Калле не мог — там они станут его искать, и съестных припасов у него больше не было, их конфисковали киднэпперы. «Ничего не может быть глупее», — в полной растерянности подумал Калле, испуганно блуждая меж елями. В любой момент Никке мог примчаться за ним. Нужно было быстрее решать, что делать.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

Понравилась сказка? Тогда поделитесь ею с друзьями:

FavoriteLoading Поставить книжку к себе на полку
Находится в разделе: Астрид Линдгрен

Читайте также сказки: