Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями (второй вариант)
— Да здравствует Нильс! Бельчонок спасён! Счастливая мать обнимает своё дитя!— кричала она, перелетая с дерева на дерево.
— Ну, понесла на своём хвосте последние новости!— сказала белка и бросила ей вслед старую шишку.
8
Только к концу дня Нильс вернулся домой — то есть не домой, конечно, а к болоту, где отдыхали гуси.
Он принёс полные карманы орехов и сухих ягод и два прутика, сверху донизу унизанных сушёными грибами.
Всё это подарила ему на прощание белка Сирле.
Она проводила Нильса до самого крайнего дерева на опушке леса и долго ещё махала ему вслед золотистым хвостом. Она бы и хотела проводить его дальше, да не могла: по земле белке ходить так же трудно, как человеку по деревьям.
А лесные птицы проводили Нильса до самого болота. Они кружились над его головой и на все голоса распевали в его честь звонкие песни. Длиннохвостая сорока старалась больше всех. Она кидалась во все стороны и пронзительным голосом выкрикивала:
— Да здравствует Нильс! Да здравствует храбрый Нильс!
1
той поры, как лис Смирре так неудачно напал на стаю Акки Кнебекайзе, счастье покинуло его. Каждую ночь голодный выходил он на охоту и каждое утро голодный возвращался к себе в нору. Лес как будто вымер весь — точно никогда не жили в нём зайцы, никогда не водились белки, не вили гнёзд птицы. Даже простой жук, на которого Смирре раньше и не посмотрел бы, казался ему теперь лакомой добычей. Но тот, точно в насмешку, ускользал из-под самого носа Смирре и бесследно пропадал в земле.
Отощавший и злой бродил Смирре по лесам, переходя с места на место. Наконец он прямо взвыл с голоду. Невмоготу стало терпеть!
Оглядевшись по сторонам — не подсматривает ли кто-нибудь за ним — он схватил большую шишку и стал быстро украдкой выгрызать из неё сухие зёрнышки.
— Ах, как интересно! Ах, как интересно! Смотрите все! Смотрите! Лис Смирре ест только листики и шишки!— застрекотал кто-то над его головой.— Зайцы могут спокойно танцевать на лужайке! Птицы могут не прятать больше свои яйца! Смирре никого не тронет! Смирре ест только листики и шишки!
Смирре так и заскрипел зубами от досады. Он, наверное, покраснел бы со злости и стыда, если бы и без того не был весь красно-рыжий — от кончика ушей до кончика хвоста.
Смирре отшвырнул шишку и поднял голову:
— А, это ты, длиннохвостая! Вовремя же ты мне подвернулась! Я как раз хорошенько наточил себе зубы сосновой шишкой.
— Зря старался, дорогой куманёк! Мои перья не по твоим зубам!— крикнула сорока и, чтобы подразнить Смирре, спрыгнула на ветку пониже.
Но это было очень неосторожно с её стороны. И сорока сразу же в этом убедилась. Не успела она вильнуть хвостом, как Смирре подпрыгнул и сгрёб её передними лапами. Сорока рванулась, забила крыльями, да не тут-то было: Смирре крепко держал её за хвост.
— Потише, потише, вы оторвёте мне хвост!— кричала сорока.
— Я тебе не то что хвост, я тебе голову сейчас оторву!— прошипел Смирре и щёлкнул зубами.
— Это очень жестоко с вашей стороны. Я всегда считала, что мы с вами самые лучшие друзья,— трещала сорока, извиваясь в лапах Смирре.— Я вот и сейчас хотела сообщить вам чрезвычайно важные новости.
— Ну, какие ещё там новости? Выкладывай скорей. А то я тебя вместе со всеми твоими новостями проглочу.
— Дело в том,— начала сорока,— что сюда, на Большое болото, недавно прилетела стая Акки Кнебекайзе…
— Что же ты, пустомеля, до сих пор молчала! залаял Смирре.— Где стая? Говори!
— Я с величайшей радостью сообщу вам об этом, если вы немножко отпустите мой хвост,— вкрадчиво сказала сорока.
— И так скажешь!— буркнул Смирре и в подтверждение своих слов хорошенько тряхнул её.
— Скажу, конечно, скажу,— залебезила сорока.— Но могу ли я хоть надеяться, что вы потом отпустите меня?
— Там посмотрим. Говори, где они.
— Они полетели к реке Роннебю. Я нарочно подслушала их разговор и поспешила к вам навстречу, чтобы успеть вовремя вас предупредить. Неужели же в благодарность за мою дружбу вы теперь съедите меня?
— Была б ты жирнее, так я бы не посмотрел на дружбу сказал Смирре.— Да уж очень ты тоща — один хвост да язык болтливый. Ну, ладно, проваливай! Только если ты зря языком наболтала — берегись! С неба тебя достану. Вот тебе моё лисье слово.
И, тряхнув сороку ещё разок на прощанье, лис пустился в путь.
2
К вечеру Смирре догнал диких гусей. С высокого, обрывистого берега он увидел далеко внизу узенькую песчаную отмель и на ней всю стаю Акки Кнебекайзе. Эту стаю нетрудно было узнать: ярко-белые крылья Мартина выдавали её даже издали, даже в темноте.
«Ну, сегодня будет мне угощение,— подумал Смирре.— Вот только спущусь, и тогда уж им несдобровать!»
Но спуститься было негде. Голые каменистые скалы отвесной стеной падали вниз. Не за что зацепиться, некуда поставить лапу.
«Ну и хитра же эта гусыня!— подумал Смирре. Точно она заранее знала, что я к ней в гости собираюсь».
Он бегал взад и вперёд по краю обрыва, высматривая хоть какой-нибудь кустик, за который можно ухватиться, хоть какой-нибудь выступ, на котором можно удержаться. Нигде ничего. Ему бы уйти, поискать ужин попроще, а он всё ходил вокруг да около, не в силах оторвать глаз от гусиной стаи,
И вдруг Смирре навострил уши. В двух шагах от него кто-то осторожно крался по дереву. Не поворачивая головы, Смирре скосил глаза.
Маленькая юркая куница, извиваясь всем телом, скользила по гладкому стволу прямо вниз головой. В зубах она держала полузадушенного зяблика.
«Вот бы мне так лазить!— с завистью подумал Смирре.— Тогда бы эти бродяги не спали сейчас на песочке… Но всё равно я не дам им спать»,
Смирре вскочил и подбежал к дереву.
Увидев его, куница разом повернулась вверх головой и в один миг взбежала чуть ли не на самую вершину.
— Куда ты? Постой! Я только хотел пожелать тебе приятного аппетита,— приветливо сказал Смирре.— Правда, меня немного удивляет, что такой умелый охотник, как ты, довольствуется такой жалкой добычей… Но, впрочем, у каждого свой вкус.
Куница ничего не ответила. Она торопливо и жадно догрызала несчастного зяблика.
— Всё-таки не могу тебя понять,— не унимался Смирре, а у самого даже в животе заурчало.— В двух шагах от неё целая стая диких гусей — бери любого на выбор!— а она с каким-то зябликом возится.
Куница поспешно проглотила последнюю косточку и спустилась пониже.
— Чего же ты сам их не ешь? Врёшь, наверное, рыжий мошенник!
— Если не веришь, посмотри сама. А я и так сыт. Куница соскользнула с дерева и, подбежав к обрыву, заглянула вниз.
— А ведь и верно — гуси!— сказала она и проворно стала спускаться по обрыву.
Смирре следил за каждым её движением.
«Хоть мне и не достанется ничего, — злорадно думал он, — зато я отомщу этим бродягам за все свои обиды».
А куница спускалась всё ниже и ниже. Она цеплялась за каждый самый маленький выступ, то повисала на одной лапе, то на другой, а если уж совсем не за что было уцепиться, змеёй скользила по расщелинам.
Скоро Смирре потерял её из виду. Но то, чего он не мог увидеть, он мог услышать. Затаив дыхание он ждал ждал предсмертного гусиного крика.
Но вдруг до него донёсся лёгкий всплеск воды, и сейчас же, точно в ответ, шумно захлопали крылья, и он увидел, как стая стремительно поднялась в воздух.
Смирре успел пересчитать гусей. Их было по-прежнему четырнадцать.
— Ушли! Опять ушли!— прохрипел Смирре. — Эта дура куница только спугнула их… Ну, уж с ней-то я рассчитаюсь, — и он защёлкал зубами. — Пусть только покажется!
Но когда куница показалась, Смирре и смотреть на неё не захотел — такой у неё был жалкий вид.
Вода потоками стекала с её длинной шерсти; отяжелевший, намокший хвост волочился по земле; она часто дышала, то и дело потирая голову передними лапами.
— Медведь ты косолапый, а не куница!— презрительно сказал Смирре. — Всё дело испортила.
— Да разве я виновата?— жалобно заговорила куница. Я уже совсем рядом была, я уж и гуся себе наметила самого большого, жирного, белого… Да вдруг другой гус как стукнет меня камнем по голове! Я так в воду и бултыхнулась… Подумать только — гусь, а камнями дерётся! Вот бы ни за что не поверила, если бы кто другой сказал.
— Да ты и себе не верь, — сказал Смирре. — Не гусь это. Это всё он, мальчишка проклятый!
— Какой мальчишка? Там одни только гуси…
Но Смирре уже не слушал её. Он мчался вдогонку за стаей.
3
Медленно и устало сонные гуси летели над рекой. Река извивалась, пенилась, бурлила. Скалы сжимали её с двух сторон, преграждали ей путь завалами и наконец совсем загнали под землю. Но она и под землёй пробила себе дорогу и, вырвавшись наружу, кипящим водопадом ринулась вниз, заливая ущелье. Она взметала столбы водяной пыли и яростно билась о каменные глыбы, громоздившиеся на её пути, как будто хотела выместить на них всю свою злобу.
Вот на эти-то камни и спустились гуси, чтобы под защитой водяной стены доспать остаток ночи.
Вот здесь-то снова и увидел их Смирре, гнавшийся за ними по пятам.
Но что толку видеть! Этим сыт не будешь. Никогда ещё гуси не были так близко от него. Всего каких-нибудь пять шагов разделяли их. Но эти пять шагов стоили пяти миль.
Дрожа от нетерпения и злости, Смирре смотрел на гусей, мирно спавших среди бушующего потока.
— Здорово, приятель! Ты как в наши края попал? вдруг окликнул его кто-то прямо из воды,
Смирре даже вздрогнул от неожиданности. Он вытаращил глаза, силясь разглядеть, кто это с ним говорит. Но никого не было видно.
«Уж не мальчишка ли это?» — подумал он.
И вдруг круглый гладкий камень у его ног зашевелился, приподнялся над водой и хрипло заговорил:
— Ты что же это, приятель, оглох, ослеп? Стоишь, как пень, и глаза таращишь.
— А, это ты, мокрая выдра!— обрадовался Смирре.— Уж если кто-нибудь из нас оглох и ослеп, так это ты, а не я. Не видишь, что у тебя под самым носом делается.
— А что?— спросила выдра.
— Поверни свою морду вон к тому большому камню, тогда увидишь.
Выдра быстро повернулась всем телом и, не говоря ни слова, нырнула в воду.
Она поплыла прямо к камням, на которых спали гуси. Смирре с завистью смотрел, как ловко правит она своим толстым, сильным хвостом, как быстро перебирает лапами в клокочущей воде.
Правда, на этот раз даже выдре пришлось трудно. То и дело её отбрасывало назад, швыряло о камни, заливало водой.
Но вот она уже у цели. Вот она уже вползает на большой камень.
«Ну, хватай же, хватай скорей!»— думал Смирре и от нетерпения переступал с ноги на ногу.
В это время выдра пронзительно взвизгнула, перекувырнулась и шлёпнулась прямо в воду.
Стремительный поток сразу подхватил её, закружил, завертел и, словно слепого котёнка, понёс вперёд.
А гуси в ту же минуту поднялись высоко в воздух и полетели прочь.
— Нет, сегодня вы у меня спать не будете,— пригрозил Смирре и снова бросился за стаей.
Он бежал, не щадя своих ног, натыкаясь на камни, проваливаясь в ямы. Он не видел ничего, кроме четырнадцати гусей, летевших над его головой.
И вдруг с разбегу он наскочил на что-то мягкое, скользкое, мокрое.
Смирре не удержался и упал.
— Эй, эй, полегче, приятель!— проговорил кто-то под ним.— Так и раздавить недолго.
— Тьфу, да это опять ты, старая растяпа!— огрызнулся Смирре.— Тебе бы только в болоте сидеть — головастиков ловить… А ещё выдра называется!
— Да, разговаривать-то легко, а я вот чуть без лапы не осталась,— заскулила выдра.— И ведь совсем уже рядом с ними была… Уже за крыло одного голубчика схватила… Да вдруг точно колючка острая мне в лапу вонзилась… Вот посмотри сам, как изуродовало,— и она подняла свою раненую лапу.
И верно, перепонка между пальцами была изрезана и висела кровавыми клочьями.
— Опять его проделки, сказал Смирре и, перешагнув через мокрую выдру, побежал дальше.
4
Ночь уже подходила к концу, когда измученные гуси увидели вдалеке одинокую скалу.
Она высоко торчала среди других скал, как поднятый палец великана.
Это было надёжное убежище от всех врагов, и, собрав последние силы, гуси полетели к скале.
А Смирре, тоже собрав последние силы, побежал за ними.
Но по земле путь длинней, чем по воздуху.
Когда Смирре подбежал к подножию скалы, гуси уже спали на её вершине.
Опытным взглядом бывалого охотника Смирре оглядел скалу.
«Не стоит и пробовать, только ноги переломаешь!— подумал он.— Зато поразвлечь их можно».
Он сел на задние лапы, задрал кверху морду и начал: он лаял, выл, скулил, он скрипел зубами, щёлкал языком, бил хвостом о землю. А эхо трижды повторяло за ним каждый звук, так что воздух кругом дрожал и гудел от лисьего концерта.
Смирре недаром старался. Гуси проснулись, зашевелились, тревожно загоготали. Но резкий голос Акки Кнебе-кайзе остановил их:
— Опасности нет! Спите спокойно.
И, когда гуси утихли, а Смирре замолчал на минуту,
чтобы перевести дух, Акка подошла к самому краю утёса и сказала:
— Это ты шумишь, Смирре?
— Да, я,— ответил Смирре.— Не хотите ли вы нанять меня в сторожа? Тогда вас ни одна куница, ни одна выдра не потревожит. А то, боюсь, вы не очень-то выспались сегодня.
— Так это ты подослал к нам куницу и выдру?— спросила Акка.
— Не стану скромничать — я,— сказал Смирре.— Я хотел отблагодарить вас за развлечение, которое вы мне доставили в лесу на берегу озера. Только каждый развлекается как умеет: вы по-гусиному, а я по-лисьи. Впрочем, я готов помириться с вами. Если ты, Акка, бросишь мне мальчишку, которого вы с собой таскаете, я оставлю вас в покое. Вот тебе моё честное лисье слово.
— Нет,— сказала Акка,— мальчика ты не получишь. Вот тебе моё честное гусиное слово.
— Ну что ж! Тогда пеняйте на себя,— сказал Смирре,— Пока меня носят ноги, вам не будет ни отдыха, ни покоя. Это так же верно, как то, что меня зовут Смирре!
1ис Смирре был не из тех, кто забывает обиды. Он поклялся, что отомстит Нильсу и его крылатым товарищам, и был верен своей клятве.
Куда бы ни летела стая, Смирре, как тень, бежал за ней по земле. Где бы ни спустилась,— Смирре был уже тут как тут. Никогда ещё старой Акке Кнебекайзе не было так трудно выбрать место для ночёвки. То и дело она сворачивала с пути, чтобы отыскать какой-нибудь островок среди озера или глухое болото, куда бы Смирре не мог добраться.
Да и самому Смирре приходилось не сладко. Он и не рад был, что связался с этими гусями. Он не ел и не спал, бока у него ввалились, а рыжий пушистый хвост, которым
он всегда так гордился, стал похож на жалкую мочалку. Но он не сдавался.
Приметив остров, где однажды заночевали гуси, Смир-ре отправился за подмогой к своим старым друзьям — воронам.
Это была настоящая разбойничья шайка. Жили вороны на горе, которая так и называлась Разбойничьей горой. Утром они разлетались во все стороны в поисках добычи, а вечером слетались и хвастались друг перед другом своими подвигами: один перебил все яйца в совином гнезде, другой выклевал зайчонку глаз, третий украл в деревне оловянную ложку.
Когда Смирре подошёл к Разбойничьей горе, вся шайка была в сборе: вороны громко каркали и сплошной чёрной тучей кружились над большим глиняным горшком.
Горшок был плотно закрыт деревянной крышкой, и сам атаман шайки, старый ворон Фумле-Друмле, стоял над горшком и долбил крышку клювом.
— Добрый вечер, приятель,— сказал Смирре.— Над чем ты так трудишься?
— Добрый вечер, кум,— мрачно каркнул Фумле-Друмле и ещё сильнее замолотил клювом по крышке.— Видишь, какую штуку мои молодцы притащили. Хотел бы я знать, что там внутри!.. Да вот крышку проклятую никак не открыть.
Смирре подошёл к кувшину, свалил его лапой набок и осторожно стал катать по земле. В кувшине что-то бренчало и звенело.
— Эге, да там серебряные монеты!— сказал лис. — Славная находка!
От жадности у Фумле-Друмле загорелись глаза — ведь давно известно, что вороны готовы всё на свете отдать за блестящую монету, за начищенную пуговицу или даже за простой осколок стекла.
— Ты говоришь, тут серебряные монеты?— прокаркал Фумле-Друмле и снова задолбил клювом по крышке.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Понравилась сказка? Тогда поделитесь ею с друзьями:
Поставить книжку к себе на полку